«Пережил зимушку, бедолага, и рад», – незлобливо подумала Настя, проходя мимо по рыхлому мартовскому снегу.
День не удался с самого утра. Настя, идя с работы, зашла в гараж набрать картошки и соленья для праздничного стола и обнаружила, что погреб полнёхонек водой. По обводной канаве случился снежный затор, талая вода хлынула на улицы гаражного кооператива и захлестнула через пороги гаражей в погреба.
– Вот тебе, Настюха, и Восьмое марта. С праздничком! – грустно сострила она сама себе.
Хотела расстроиться, потом махнула рукой: «пусть это будет самая большая неприятность хотя бы на сегодня», набрала сетку всплывшей в твориле картошки и пошла в сторону дома.
По ходу её догнала Катерина, тоже спешившая домой после ночной смены.
– Что грустная такая? – весело хлопнула подругу по спине.
– Чему радоваться? – не поддержала Настя.
– Так праздник всё ж таки, Восьмое марта!
– Погреб затопило, ума не приложу, что делать. Одно удовольствие, что картошка уже чистая, с ходу для жарёхи готова, – кивнула Анастасия на сетку в руке.
– А меня бог миловал, у меня повыше, нам беда-лебеда! – потрясла Катерина своей сеткой с соленьями. – Слушай, давай ко мне, отметим. Грех такой день проспать, – повернулась она к подруге.
– Тогда уж лучше ко мне, – повеселела Настя. – У меня банка припасена.
Они заторопились к дому. По пути, уже в подъезде, прихватили с собой попавшуюся навстречу Настину соседку Раису.
Они все были разведёнками и тащили семейный воз с детьми, кто с одним, а кто с двумя, самостоятельно. Были бедовыми, в меру весёлыми и старались не поддаваться жизненным невзгодам, коих хватало. В молодости красивые, они и до сих пор не утратили привлекательности, хотя годы наложили свои отпечатки на их лица.
Быстро почистили и поставили жарить картошку. Сало на тарелочку прозрачными ломтиками, лук тонкими кружочками – в духмяном подсолнечном масле собственного деревенского битья, острый перчик в том же масле, капуста, огурчики и прочие соленья. Тут и картошечка подошла. Прямо в сковороде её, скворчащую растопленным салом, на середину, и чем это не праздничный стол? Разлили по стопкам, прямо из трёхлитровки, самогоночку и, со словами «быть добру», выпили.
– Как говаривали наши бывшие мужички-охотнички, «между первой и второй чтобы пуля не пролетела», – пропела Настя, снова наполняя рюмки.
Выпили и молча, с аппетитом, начали закусывать, думая каждая о своём.
– Катюх, надысь вышла из подъезда по утречку, а из твоего Николай вышмыгнул. Не от тебя? – хитро глянула на подругу Анастасия.
– Мало ли к кому заходил, может, к Василию Ивановичу забредал, – не смутилась Катерина.
– Ага, по тёмному, спозаранку, чтобы никто не видел. Выскочил и наутёк, – не унималась Настя.
– А ты что, батюшка, чтобы я перед тобой исповедовалась? – не повела бровью Катерина, – наливай, не забывай свои обязанности, раз командором вызвалась, а то и забудем, для чего собрались. Как говорится, не вовремя выпитая третья – это полностью загубленные предыдущие.
– Вот Галинка его узнает и ноги тебе повыдергает… – назидательно и нарочито строго
вывела Настя, попутно наполняя стопки.
– Так я вообще-то без претензиев, – засмеялась Катя.
С хохотом, шутками-прибаутками и песнями праздник продолжался. Жизнь налаживалась.
– Настён, наливай!
Настя, доставая ёмкость из-под стола, с разворота хрястнула донышком трёхлитровой банки о батарею отопления.
– Вот и погуляли, – тихо в гнетущей тишине произнесла Анастасия, глядя на опустевшую посуду.
И вдруг горько, как по покойнику, зарыдала. И неустроенная жизнь, и затопленный погреб, и прочие неурядицы – всё сошлось в этой треклятой разбитой банке. Рядом хлюпали подруги, оплакивая своё наболевшее, вылившееся в случившейся беде. Сколько это продолжалось, никто из них не заметил. Первой пришла в себя Раиса. Поднялась, салфеткой вытерла с лица слёзы и направилась к выходу.
– Ты куда? – сквозь всхлипы разом вскинулись подруги.
– Беда-лебеда, я мигом…
Через три минуты она уже входила с полной банкой в руках.
– Вот, старшенькому сыночку на встречу из армии берегла, – поставила наполненную прозрачной жидкостью ёмкость на середину стола.
– Молоток ты, Раюшка, – восхищённо, нараспев произнесла Катерина, зная прижимистость подруги.
– Банкуй, Настюха. Хрен нас возьмёшь, ещё погуляем! – торжественно, с видом победительницы, изрекла Раиса.
Через полчасика на улицу через открытую форточку уже неслось: «И снова седая ночь…»
Настя проснулась от попавшего в глаза яркого луча заходящего солнца, пробившегося через занавеску и куст стоящего на подоконнике столетника. В незакрытую форточку слышалось громкое чирикание сидящего на ветке берёзы воробья.
– Поживём ещё, воробышек, раз до весны дотянули, – прошептала с просветлённой улыбкой.

СЛАВЯНСКАЯ НАТУРА

День клонился к закату. Заходящее солнце пробежалось лучами по черепичным крышам чужого города и скрылось за высоткой. Алексей вдруг понял, что заблудился и не знает, в какую сторону идти.
– Как пройти к горному музею? – спросил по-немецки, присев около девочки лет семи, катающейся на велосипеде.
Он уже давно понял, что дети объясняют гораздо понятнее, чем взрослые со своей скороговоркой.
Не только показала, но и понятно рассказала.
Поблагодарив, он быстро вышел на площадь, с которой хорошо была видна высотная часть музея. Найдя нужную улицу, двинулся к гостинице. Расположение зданий было знакомо, и Алексей решил срезать маршрут. Пройдя по проулку, вышел на пустырь. Вся его площадь была завалена мусором, целлофаном, пакетами. Такой неожиданный диссонанс с чистыми улицами удивил Алексея.
«Смотри-ка, и тут люди живут. А с виду все такие рафинированные и стерилизованные. И немцы, оказывается, не совсем безнадёжные», – с улыбкой подумал, выбираясь на центральную улицу.
Их группа по программе повышения квалификации от министерства угольной промышленности уже две недели пребывала в городе на стажировке. Все трения, возникшие в начальные дни жития на немецкой земле, были преодолены и, выражаясь протокольным языком, пошёл продуктивный обмен мнениями. Бытовое высокомерие немцев было преодолено после реплики переводчицы, последовавшей после обнаружения уничижительных наклеек на русском языке в лифтах, туалетных и ванных комнатах с указанием, что делать.
Утром встречающим группу руководителям с немецкой стороны она без обиняков задала вопрос:
– Вы пригласили нас для того, чтобы в дальнейшем заручиться поддержкой наших специалистов в работе?
– Конечно.
– И вы думаете, они простят вам все эти указатели в лифтах и гостиничных номерах?
Больше повторять не пришлось, подсказки как корова языком слизала. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что кое-где пришлось напрячь весь свой технический ум, чтобы освоить бытовые премудрости.
В производстве проще. Оборудование шахт и разрезов было практически однотипным и здесь, чтобы проучить немцев, они просили с невинной простотой показать действие той или иной системы, наверняка зная, что включить-то её можно, а вот выключить проблематично.
– Господин Франц, а это что? – показывали на провода и трубы под потолком.
– Противопожарная оросительная система, – гордо произносил куратор.
– Она работает?
– Конечно.
– А можно продемонстрировать?
– Да, да.
Потом немцы долго и упорно бегали по штреку под потоками воды со словами «дойчен технише», пытаясь её выключить, с конфузом посматривая на русских, предварительно спрятавшихся в ниши шахтных выработок, и подозревая, что их развели.
В разговорах понимали друг друга ещё до перевода, учитывая, что в горном деле львиная доля технических терминов в русском языке немецкая.
В выходной день Алексей, из любопытства, решил посетить ближайший «Секс-шоп». Долго ходил по магазинчику, пока к нему не подошёл администратор.
– Что нужно?
– Их куке, – что обозначало «я смотрю».
– Тут что, музей? – на неплохом русском.
– А тебя, пшек, не спрашивают. Хочу и хожу, выгонишь, что ли? – парировал оскорблённый Алексей, признав в администраторе поляка.
Администратор неожиданно широко улыбнулся.
– Слушай, пошли ко мне в кабинет.
– Зачем? – удивлённо спросил Алексей.
– Да не бойся.
– А чего мне бояться? – ответил, следуя за поляком.
Зашли в уютный кабинет.
– Сидай, – произнёс поляк, указывая взглядом на стул, стоящий рядом со столом, одновременно выставляя из холодильника бутылку текилы, стаканы, лимон, нарезку из колбаски и шпика, сыр.
– В честь чего это? – устраиваясь удобнее к столу, спросил Алексей.
– Понимаешь, всё здесь хорошо, да только скучно. Тоска зелёная, поругаться не с кем.
– А я, значит, подходящий объект?
– Лучше русского никого. Тебя, кстати, как зовут?
– Алексей.
– А меня Войцех.
– В честь Ярузельского, небось?
– Угадал. Отец под его началом воевал. А до этого они вместе на сибирских курортах отдыхали, – не преминул съязвить поляк.
– А что, на Черноморское побережье их надо было отправить? Всё ж таки они военнопленные были. Не забыл?
– Не любишь ты поляков, – констатировал Войцех, бросив в стаканы лёд и разливая текилу.
– А за что вас любить? Как определил наш классик, змеиное племя, только и знаете, что шипите в адрес русских, обвиняя нас во всех своих невзгодах.
– Не любишь, – опять повторил поляк, поднимая стакан с текилой.
– Не люблю, но уважаю. За то, что на два фронта Польша держалась дольше, чем Франция. Гитлеру сразу бы понять, что славяне не англосаксы, спуску не дадут. Да против его патологической ненависти к славянам, видать, никакие аргументы были не факт. Полез.
– Вот первую давай за Победу, – произнёс Войцех.
Шёл месяц май. По немецкому телевидению показывали концлагеря и антифашистские фильмы. В назидание потомкам.
– За нашу общую победу, хоть вы и украли у нас её.
– Опять мы. А кто вас сдал? Польские лётчики Лондон спасали, Армия Людова и Армия Крайнова жизней не жалели, а англосаксы взяли, да и кинули вас на съедение Сталину. Хотя, надо отдать ему должное, вопреки их мнению, он и выход к морю вам выторговал, и земельки немало вернул.
– Ты, я смотрю, неплохо вопросом владеешь, – выпив, задумчиво произнёс Войцех.
– А вот ты мне объясни, почему от немцев и америкосов, несмотря на вышеизложенное, вы просто млеете, а нас всё упрекаете. До сих пор не можете простить, что по-польски, а не по-немецки разговариваете?
– Ты, Алёша, говори, да не заговаривайся, а то и по физии можешь схлопотать.
– Хотел ведь крепко поругаться.
– Но драку я не заказывал.
– Извини, никого принизить не думал. Просто за Державу обидно. Название Царство Польское присутствовало только на той территории Польши, которая входила в состав Российской империи. Другие территории разделённой Польши элементарно онемечивались. А русским царём вам была дадена конституция, чего у другой части империи не наблюдалось. Даже почтовая марка у вас была своя. А в отместку за это польский флаг всегда развевался в стане врагов России.
– Действительно, историю знаешь. Выходит, не зря я тебя к себе затащил.
Алексей пригляделся к Войцеху и отметил широковатое, как и у него, лицо, вздёрнутый нос, глубоко посаженные глаза. Да и комплекцией они были один в один. Поляк тоже с интересом его разглядывал, как будто и не сидели они вместе битый час.
Текилу допивали, уже мирно разговаривая под песни Анны Герман, мягко звучащие из колонок.
– Одна из самых душевных польских певиц, – заметил Войцех.
– Согласен. Только когда поляки плевали ей вслед, обзывая кремлёвской певичкой, русские её любили, – не утерпел Алексей.
– Перестань, что-то препираться больше нет желания, – остановил его Войцех.
– Всё, пора и честь знать. Спасибо за угощение.
– А тебе за общение. А то тут, в неметчине, и погутарить не с кем, – ответил Войцех. – Я тебя через служебный выведу, чтобы в торговом зале не светиться, – предложил он.
Алексей, задумавшись, и пяти шагов не сделал от входной двери, как был сбит с ног ударом в челюсть. От нежданного сильного удара, проехав лицом по кирпичной стене, упал под угол дома. Пока поднимался, получил ещё пару пинков ногами, обутыми в тяжёлые ботинки. Повернулся к выкрикивающей угрозы паре мужчин и встал в стойку. Краем глаза отметил выбежавшего из здания Войцеха. Нападающие отступили, а затем и вовсе быстро ретировались за угол.
– Больно ведь. Шлях ты недобитый, тебе лишь бы над русским поиздеваться, – выговаривал Алексей Войцеху, обрабатывающему ему лицо салфеткой, смоченной остатками текилы.
– Терпи, москаль недорезанный, казаком будешь, – хохотнул поляк. – И что эти гансы от тебя хотели? – спросил, не переставая орудовать салфеткой.
– Посмею тебя огорчить. Один точно немец, а второй наш брат славянин, – улыбнулся Алексей. – Словак. Я их мову трохи разумею, они у нас базу отдыха строят.
– Тогда понятно. Это ты за меня на сдачу получил.
– Не на сдачу получил, а под раздачу попал. А ты-то что с ними не поделил?
– Подружку. Встречаюсь тут с одной гарной дивчиной из Братиславы.
– Ну, ты посмотри! Поляк удовольствие справляет, а за него опять русский отдувается.
– Така у вас, русских, журба.
– Судьба судьбой, а где же справедливость?
– История рассудит, – серьёзно, заканчивая обработку, заключил Войцех.
Руководитель группы, выслушав объяснения Алексея, как тот споткнулся и упал, вдаваться в подробности не стал. Бывает. А вот ребят из группы история с падением не убедила. Вечером, после ужина, под две прихваченные из номера бутылки водки они, под шутки-прибаутки, слушали его эпопею. Потом заказали ещё пивца да шнапса и просидели в кафе до полуночи, за что утром изрядно получили от руководителя группы. Тайные агенты доложили и о принесённой водке, да и о количестве заказанной тоже. Германия, что тут говорить. Если что не в рамках договорённого, то неправильно. Правильно – это после встречи с бургомистром городка организованно отвести всех в бар к другу, провести экскурсию по его старинной пивоварне, а потом посидеть в зале за кружкой пива. И другу прибыль, и всё под контролем.
Знаний разговорного, немецкого у русских и русского у немцев хватало для общения на самые разные темы.
– Россия не может стоять на коленях. Если Россия стоит на коленях, то Европа лежит, – энергично жестикулируя руками, рассуждает на неплохом русском подвыпивший господин Новак, горный инженер предприятия, на котором они проходили стажировку.
– Слушай, а почему у тебя чешская фамилия? Нападающий у них в сборной по хоккею был Новак, – пристаёт к нему с вопросами Алексей.
– Так я из Силезии. Да у нас половина прусских фамилий имеют славянские корни. Наши инженеры, с которыми ты на разрезе сталкиваешься, как пример: Кулик, Веселовски, – ответил немец.
«Опять славяне», – подумалось Алексею.
Оглядел застолье. По всему периметру длинного стола люди мирно разговаривали, хорошо понимая друг друга. Было непонятно, зачем им воевать.
Заставляют.