Приходят и другие странные личности: одним тоже печать нарисовать, другим разверстать курсовую или диплом по заданным параметрам, третьим… Взъерошенный мужичонка, иначе не назовёшь, хотя Егор терпеть не может выяснения «мужик – не мужик», приносит опять, опять, опять жалобу в прокуратуру на губернатора и президента: «Компенсируйте моральный вред! Зачем развалили Союз?» Мужичонку пару часов назад выпустили с курса принудительного лечения, но он не унимается.
И Егор согласен набирать, клацая клавиатурой, эту сермяжную просьбу. Нет, дешевле, вам скидка как постоянному клиенту.
Редактор прошёл через кабинет к окну полюбопытствовать, что там художник наваял на «криминальную» страницу. Мужичонка робеет, лохмы топорщатся. Егор краснеет: извините, Святослав Геннадьевич, ничего, что я человеку помог?
– Кхм, кхм, – редактор прикрывает рот, зевок, – да ничего страшного, я не против, только как бы вам делиться с редакцией, что ли? А-а, бумага своя у вас? Ну, за печать отдадите сколько не жалко в рекламный отдел, и квиты будем. А вообще, Егор Геннадьевич, я к вам и по делу! Вы-то сами как к губернатору относитесь? Не хотите поучаствовать в выборной кампании? Евгений Вадимович, – и смотрит на художника-погодка, говорят, так и вообще одноклассника, смотрит весело, – вот уже работает на выборный проект… Что? Не против – это хорошо. Вот вам визитка, позвоните, но желательно не с наших телефонов, а так, с таксофона-автомата.
Вот это «с автомата» режет слух, будто Егор виноват… Только ли оттого, что месяц назад на призывной комиссии терапевт уныло оглядел тощую плоть Егора и прошипел: «Отжаться хоть сможете?»
За год семейной жизни Егор похудел на пять килограммов. В Красной армии штыки, понимаешь, без него обойдутся.
На звонок ответили. Ночью работать? На специальной квартире? Не болтать? Сколько-сколько?
Конечно!
По московским расценкам Егору ещё не платили.

***

Егор восторженно размахивал тлеющей сигаретой:
– Понимаешь, он политконсультант губера официально, говорит: «Всё, засиделись, спать пора! В семь утра встанем и доделаем газетку, тебе в зале постелили». Какой спать?! Какие семь утра?! Такой проект – каждые полчаса варианты скидывали в столицу по факсу, после одобрения продолжали! Ну я и выложился на всю катушку. Он глаза продрал: «Всё? Сам закончил? Иллюстрации нашёл? И текст сам редактировал? Ну-ка! Слушай, а давай после выборов с нами в Москву?» Что мне делать? И есть из чего выбирать вообще? Он говорит: «Для тебя работа в престольной что? Длинный рубль, воссоединение с этой твоей подругой, простор для творчества. Что?» Я и ляпнул про обучение на психолога. «Н-ну, – и очки протирает, деловой, – социальная психология или личностная? Личностная в Питере хорошо преподаётся… Алло, да, есть потенциальный студент, да, на второй курс сразу, естественно, без экзаменов, на бюджет, да, за меня, понимаете, за меня тексты пишет! Губера вашего выберем – и вперёд, билет на самолёт с серебристым крылом, кхе-кхе!» Да перестань! Столько заплатили, и я ещё жадничать буду?! С тобой посидеть – святое!
Ильдар покрутил бутылку кагора:
– А это… Больше ничем помочь не может? Не, ладно, забудь, это я так, размечтался. Ну что, в Питер?
– Москва. Катя же… Всё-таки Москва. За меня никто не выберет!

***

Весна, осень… Перемены на тепло, перемена погоды на прохладу сереньких дождей. «Всё течет, всё меняется» – и вот уже лёгкая куртка, вязаная шапка, в этом году сменённая на кожаное подобие шелома, не шапка – да, шлем, и невеста Ильдара купила такую же: «Я – как Егор! У меня всё по Июлеву!» И Егор Июлев замирает, нежась от удовольствия, – такая девушка на тебя равняется мировоззрением, даром что Ильдар хмурится и машет дланью, объясняя значения базовых слогов на древлеславянском.
– Ты же татарской крови! Какие славяне? – злится Егор, будто последний хлебец отняли, но Ильдар упрямится:
– Я славянской веры и я от Нави!
– Ну конечно, Человек Близкий Богу на вашем языке. А на славянском… Самому не страшно в колдовской мир уходить? – Егор непреклонен, а невеста краснеет, осторожно вытаскивает ладошку из кулака Ильдара и подливает Егору ещё.
Осень… Осенью в первых числах – и стартуем. «На московских изогнутых улицах умереть, знать, судил мне бог…» – и молодые бледнеют. Нет! Не шути так, Егорка. Что ты?! В весеннюю слякоть вывалились из сухой комнатушки. Кто бы знал, кто бы знал, что выборы губернатора провалятся с таким треском? В ночь подведения итогов с уже отяжелевшими от гонораров карманами, гонораров за проведение предвыборной кампании, собрались в холле издательского центра, бодренькая музычка играла, поздравляли друг друга с лидированием в главных городах области… Что?
Сошла улыбка на нет у одного. Осторожно поставил бокал на подоконник другой. Щёлкнул клавишей «стоп» на магнитофоне третий.
Деревня выбрала «красного».

***

Редактор, спешно поставленный новой властью вместо Святослава, вызвал Егора одним из первых:
– Здравствуйте. Будем знакомы!
– Будем. Егор Геннадьевич.
– Кхм… Вот что, Егорка… Про тебя Святослав Геннадьевич говорил, ты мастер своего дела… Представь-ка мне проект редизайна газеты, – новый хозяин областной «толстушки» так и резанул. – Что это за псевдославянский логотип? Анахронизм ведь! И посолиднее что-то, солиднее. И это… Порядок должен быть. Клиенты вёрстки – через рекламный отдел, будешь получать премию. Наверное. Всё пока.
Осень. Егор выбрал осень. Так и отзвонился заждавшейся москвичке. Нет, раньше никак, у меня тупо денег нет на поездку и первый съём жилья. Нет, извини, я верю, что ты поможешь, но подстраховаться обязательно надо.
– Егор, тебя редактор вызывает.
– Ну, Егорка, ну удружил! Такой яркий дизайн! Я даже не думал, что у нас такое могут. Слушай, а что-то про сентябрь мне тут нажужжали, про Москву что-то?
– Девушка у меня платно в МГУ учится, – Егор смотрел прямо, руки свободно вдоль тела, слегка ссутулился, тяжесть ответственности на плечах, отчего такая горечь в речи? – Чем платить-то?
– Хорошо. К отпускным выпишу тебе премию, и получишь полную сумму. Да, ещё не всем зряплатку целиком платим, но ты, Егорий, это нечто! Надеюсь, разрулишь за отпуск.
Первый-то свой сборник прозы Егор назвал «Мастер Обличий».
Конечно, разрулит.

***

– Катя… Катя… Алло… Ффф… Чёртов аппарат! – Егор шарахнул трубкой по туловищу телефона.
– Что? Не отвечает зазноба? – съехидничал Евгений Вадимович. – Ты так вот и думал, что будет тебя ждать?
Вечер, номер сдан в типографию, но расходиться никто не намерен – празднуем премию за новый дизайн, продвинутый в производство Егором! Виновнику подлейте, ещё стакан «Балтики», ещё, он пока отличает тень от тени, язык ворочается, пусть пьёт!
– Ничего такого я не думал! – не наивен в свои двадцать семь, просто… Просто… Нет тоски, извини, Катюш, не страдаю о тебе – радуюсь, вспоминая!
Это ведь могло случиться только с тобой… Среди ночи тогда ввалился в квартирку, полную твоих друзей, – приезжали издалека, приезжали поссорившимися компаниями, и Катерина выясняла тихо, внимательно, вкрадчиво, кто по какому жизненному пути идёт, где пересеклись-столкнулись, в чём конфликт… Кто-то, помнится, завидев в сумерках тёмнопиджачного, но в светлейшей рубашке Егора, предложил выкинуть вообще в окно, но Катя, вздрогнув: «Всё в порядке, влюблённые тоже иногда никак не сойдутся!» – накинула куртку и провожала на остановку друга, поднявшего на уши весь подъезд, и Егор читал какие-то стихи, напевал, гладил её холоднейшие ладони и с трудом поместился в подлетевший автобус – руки-ноги никак не складывались в правильном порядке. Катя брела обратно, смахивая с ресниц слезинки, и вдруг Егор! Навстречу! Из тьмы!
– Ты же уехал! – пролепетала девушка, приложив ладонь к сердцу. – Ты же…
– Перчатки забыл! – выдохнул призрак и промчался во мглу.
Мама, открыв дверь, прижала дочку к груди:
– Ты встретила? Видела? Что происходит?
А Егор всё ехал дальше и дальше, прочь и прочь от любимой остановки и мечтал, как внезапно ворвётся в полную гостей комнатушку – мол, перчатки оставил…

***

Что Инна следит за ним, через пятые глаза и уши пытаясь доказать, что не зря устраивала сцены – билась за своё счастье, как ей казалось. Не зря, ведь вот он то порывается купить билеты в Москву, догонять свою недорослицу-израильтянку, то обрывает телефоны в редакции и у общих друзей, чтобы хоть услышать, и то… Что Инна следит – в этом не было сомнений, и Егор не обмолвился даже Ильдару о дне отъезда, канючил журналистам, что образование теперь дорого-ого-го, потому не может никак дать в долг до их мифических авансов. Но билеты были куплены, сложены полотенца и носки, запас рубашек, остальное передадут потом, с проводниками. В сотый раз любимый фильм с душераздирающим зачином песни: «Большие города…»
Собственно, он готовился встретить людей. Не дома, не магазины, не театры – людей, населяющих этот муравейник, который даже с закрытым метро не спит, не спит, пробуждаемый ревущими моторами, гулом клубов и изысками ресторанных запахов. Всё это будет, Егор не сомневался и был уверен, что Москва и вправду «верит любви», хотя благодетель-политконсультант отрезал: «Холодный город. Жёсткий. Забудь про мораль и этику. Только бы выжить – так, что ли, какая-то группа поёт?..».

***

Егор полдня бродил по Горбушке.
Куда же ещё пойдёт неприкаянный меломан? Ряды с коробками, полными кассет, разноцветными торцами компакт-дисков, распечатками имеющегося в продаже – продавцы только и успевали отсчитывать сдачу: вот ваши «Нирваны» и «Металлики»! «Министри»? О-о-о, шикарный выбор, индастриал в нашу эпоху, тяжеленная музыка для непреклонных характеров, да-а, говорят, скоро новые мётлы по-новому заметут, метелица отсохшего и отжившего, к чертям всю эту свору!
Цой жив, как ни банально! Мы ждём перемен – пока кровь играет и кипит, мы будем ждать свежего дыхания, буйных ветров и проливных дождей, пока не смоет напрочь десятилетие предательств, подстав, грязи и мусора, хлама мелочных душ!
А видео тоже продаёте? «Дракула» есть у вас? Да, нравится. Вампир-кровосос? Нет! Воин-герой, спаситель своего отечества! Предал? Продал? Пропил? На кол! Изменила? Подставила? На кол! Я? Смог бы я, как он, казнить за малейшую провинность?
Эммм…
Не думал.
«Если бы я оказался у власти…» Не пора ли в новый век выборов и народных решений, если только всё сбудется, – не пора ли со школы учить гражданской грамотности? Вы бы на уроках программирования ввели бы, что ли, социальное программирование… Да хоть в «Варкрафт» научите детишек побеждать, в «Цивилизации» города строить, а не в подворотнях ночью одиночек поджидать…

***

Ну, несколько дней Егор зависал в квартире у знакомого орьчанина, резко выехавшего на родину отдохнуть от суеты, как он сказал. Егор, не отвлекая Катю от журналистских заданий, бродил по Марьино. Орь-то – не то. И не сказать, чтобы бедна, напротив, неприлично богата своими доходами, хлебом треть России кормила, нефтью-газом грела-заправляла, да и заграницу не забывала, только вот улетали эти доходы… куда-то. Резвые маршрутные «ГАЗели» Июлев увидел впервые у выхода из метро и, открыв рот, заглянул за автоматически открывшуюся дверь, ошеломлённо оглядев пассажиров, бурдевших: «Вы едете, молодой человек, или ищете кого-то? Закройте, не морозьте!» Гигантский корпус «М-Видео» обходил кругами, заглядываясь на плееры и наушники на сверкающих стеклом стеллажах и тумбах. «Макдоналдс» с тёплым запахом поджаренного мяса осмотрел, просмотрел, засмотрелся… и вышел, в блистающем супермаркете купив замороженный окорочок, и на своей, так сказать, перевалочной базе сварил себе куриную лапшу.
Он ходил и смотрел, смотрел, смотрел… Москва – праздник для глаз, так он решил в первый вечер. Для души? А что для души? Мир книг показался неисчерпаемым, Егор набил рюкзак Юнгом и Элиаде и тащился с Арбата в спальный район через все переходы и остановки с тяжёлой, но волнующей ношей – узнать, узнать скорее, что за мотивы могут скрываться под сердцем вчерашней провинциальной красотки, ныне летающей по стеклобетонному лесу столицы райским голубем в белой куртке «Коламбия» и бежевых джинсах «Ливайс».
Только вот… Только вот нищие были ничуть не чище орьских. Те же защитной расцветки куртки, протезы вместо оторванных ног, те же расстроенные гитары и аккордеоны, те же уныло пропеваемые песни о погибших в Чечне. И собиравшие с них дань – прилюдно, не скрываясь, – кавказцы в изящных лаковых туфлях.

***

Егора поразили чистенькие кабинки таксофонов.
Свободный телефон. Надо звонить загадочному политконсультанту.
– Это Егор из Ори, я по ночам у вас работал, помните? Извините, нет – так нет. Что? Да, которого хотели на второй курс пристроить, да, я. Урра! Конечно, приду! Завтра? Записываю.
И прямо сейчас, с широкой московской улицы в Орь:
– Да, я, Егор Июлев. Я увольняюсь, передайте шефу. Что да что? Какая разница?! Работу нашёл.
Сентябрь. Спальные районы. Серенький дождик, лёгкая куртка, шапка-шелом. Но как просторно! Те же девятиэтажки, но как-то…
Егор был готов поклясться, что от деревьев, припаркованных машин и промокших девятиэтажек исходит лёгкое свечение. И хотелось петь, пить красное подогретое вино и подпевать кассетнику на срочно снятой однушке: «Да, теперь решено без возврата – я покинул родные края…»

***

Узнав по своим девичьим каналам, что бывший муж через два дня по приезде в столицу получил работу с видом на Кремль, Инна Июлева, категорически отказавшаяся менять по разводе фамилию, рванула на вокзал.

***

«Да, мама, извини, я не буду тебе так часто звонить, как ты хочешь. Поселился я на окраине Зеленограда, телефона в квартире нет, поэтому с первой зарплаты купил сотовую трубку. Сам телефон – ладно, недорогой, а вот звонить с этой трубки накладно, приходится покупать по необходимости карточки, а они недешёвые. Пойми, пожалуйста, я ещё не так обжился, чтобы часами беседовать. Перестань волноваться, пожалуйста. Папа в Риге учился – ты же терпела как-то. А тут ещё ближе, и связаться проще. Квартира этого политолога, который мне помогал с работой. Представь, говорит: «Вовремя ты, Егор, приехал. Мы решили выпускать информационный продукт газетного формата. Ну и спец по этой части нужен. И тут ты. А мне ехать в Сибирь, выборы проводить, квартиру оставить не на кого. Это бабушки одного знакомого квартира, берёт копейки, пятьдесят зелёных, а зарплата у тебя для начала четыреста пятьдесят, пока вживёшься, освоишься с работой». Ну я и осваиваюсь, подписал бумагу о неразглашении, что именно выпускаем и над какими проектами работаем. Зато могу сказать, офис шикарный. Мама, какая тут кухня, твоя мечта! Можно приготовить себе перекусить, кофе всегда бесплатно, представляешь? И сахар! Кухня – это ещё и курилка, но вытяжка такая хитрая, что дыма не чувствуется. Ну и курят тут, понимаешь, не то, что я.
Я как пришёл, секретарша на ресепшене – это типа приёмная стойка – девушка маленькая такая, я подумал, школьница или студентка, говорит: «Привет, Егор!» Ну, я и понял сразу: всё, как своего встретили. Так секретарша эта, Карина, – кандидат педагогических наук. Не волнуйся за меня. Представь, с кем работаю – секретарша и то кандидат! И ещё я зонт оставил тут. На радостях приезжаю на квартиру, купил курицу-гриль свежей обжарки, горячая ещё. Хвать, а зонта нет. И вот сегодня начдепартамента вызывает: «Молодец, твой дизайн наконец принят!» И Карина такая: «А вот и твой зонт! Я думаю, кто оставил? Для провинциала слишком крутой, для наших – наши привыкли из такси несколько метров до служебного входа пробегать, если дождь». Вот.
От Зеленограда ходит автобус, ехать как от Ори до аэропорта. Папа же ездил на работу, и ничего! Кстати, как он там, успокоился? Коварно уволенным больше себя не считает? Я решил, что раз всё прошло, может сам ещё работать, поэтому я и уехал, не обижайся. Пойми, тут зарплата в пять раз больше, чем в Ори! Но я к тому же коплю на переезд в саму Москву, в ней снимать терпимо, но надо агенту платить, и ещё подстраховка – типа что не съедешь, не заплатив.
Кушать есть что. Когда засиживаемся до утра… Ой. Нет, не буду вычёркивать. Тогда Карина ходит в «Макдоналдс» и в ближайшие супермаркеты, покупает еду по заказам – кому что. Я обычно беру йогурт питьевой «Лада», две коробки. И сыт, и вкусно, и пить потом не хочется. Зато приезжаю на работу к двенадцати, к часу. Так что всё не зря. Недавно Патрон говорит: «Ребята, не думайте, что я за вас всё решу – как писать и насколько глубоко. Я только бренд, а специалисты – вы! От вас зависит, что наш фонд предложит Заказчику и его Администрации. Вот дизайнер – откуда? Из Ори? Орь много потеряла с вашим отъездом! Как вы уловили этот небесный оттенок?! Любимый цвет Заказчика!» Ну и тут я совсем успокоился – можно работать и не обращать внимания на подколки… А. Ладно, про это в другой раз. Или не надо вообще. Всё в порядке!
Так что работаю, коплю на окончательный переезд в Москву, много читаю книг по искусству и живописи, а ещё психология, философия, и в этом окружении голова как-то по-другому заработала.
Целую».
По настоянию службы охраны письмо доставили спецпочтой.

***

– Привет, Егорушка! Я свободна от дел сегодня. Погуляем? – Катин хрустальный голосок даже по сотовому звучит так… так…
– Привет-привет! А меня могут вызвонить в любую минуту, поэтому, если что, придётся такси ловить.
– Я не против, надо так надо, подъезжай…
Егор бежал через лесок, сбавлял шаг, останавливался передохнуть, шарф срывал – распаренную грудь хоть так остудить! Вот и остановка междугороднего рейса, очередь шла быстро, автобусы не заставляли ждать. Сидя у окна и разглядывая аккуратные новостроенные коттеджи вдоль трассы, думал, и думал, и думал, музыку в наушниках перестал воспринимать, что-то бумкало, что-то звенело, но всё внимание – всё на вопрос: «Сможем ли быть вместе?» Нырнув в метро «Речной вокзал», Егор отсчитывал минуты до встречи по собственному пульсу.
Вот и приехал, вот и центр зала, вот и она. Маленькая моя израильтянка с осиной талией, аккуратной грудью, к которой так сладко прижаться, обняв, и большущие глаза-полулуния на нежно-белом личике, аж венки проступают на мраморной коже: не девушка – произведение искусства!
Они шли по осенней Москве, сыровато-сероватой, взявшись за руки, она рассказывала, как работается журналисткой: на репортажах ещё ничего, вот когда делала с парнем, ой, до тебя не считается! Когда делали обзоры компьютерных игр, вот была морока! С одной стороны, дома сидишь, в тепле, с пельменями и чаем, а с другой – по пять часов в день пялишься в монитор, снимки с экрана, а в большинстве игр, сам знаешь, не текст, а бред, каша в голове, нет, не повторю, и платили копейки! Но это Москва, будь готов выживать, никто не звал, сами приехали. Она перемежала рассказ о себе лёгкими жестами: «А вот здесь… А вот это строение…» Мой проводник в джунглях сотни тысяч зданий.
– Чего хочу? – Катя остановилась. – Ты же знаешь. Большую семью. Три-четыре ребёнка, просторная квартира или дом, чтобы видеться со всеми родственниками. Нет, уехать я не смогу, я кровью – по отцу, а мама русская, помнишь? Я надеюсь, Егор… Давай серьёзно. Я надеюсь, что ты раскрутишься. Как дизайнер, как писатель, да хоть группу опять соберёшь! Пара лет у меня есть. Надо состояться профессионально, а потом рожать-рожать-рожать! Обожаю детей!
Раздалась трель сотового, привешенного к ремню.
– Да, алло. Я в центре, гуляю. Прямо сейчас? Еду!
– Ну вот, – Катя просветлела. – Закрепляешься, шаги к более высокой ставке, нет? – и прижалась крепко губами к щекотной щеке.
Егор бежал, ехал, бежал, про себя повторяя поразившее: «Квартира, трое-четверо, дом». В памяти всплыла одна из любимейших песен.
There is nothing as it seems…
All that they need is home…
Ворвался в офис, пролетел к своей кабинке: я здесь, я здесь! Прекрасно! Поехали!
Всё не то, чем кажется…
Всё, что им нужно, – дом!..

***

Катя шептала, боясь спугнуть темноту: «Егор, у тебя руки такие сухие и тёплые, самое то греться зимой», – и целовала ладони…
Она была категорически против света, ведь высвечивался его выпяченный подбородок, лицо полумесяцем, словно вмятое, и курносость, да ещё и картошкой, и переносица сломана. А он днями мечтал видеть её полное неги лицо, могла бы сниматься вместо Натали Портман. Или нет, Вайноны Райдер – как та в «Дракуле» призывала ветры! А мне призовёшь пониженное давление? Ночью за принтером на работе сердце слишком уж колотится. Но нам нужен дом! Да?
Дом. Надо делать то, что умеешь, наилучшим образом. И всё будет. В этом Егор был уверен нерушимо, хотя и проверял постоянно сам себя на адекватность и умение преодолевать обстоятельства. Не требуй от людей больше возможного для них – и это было одно из любимых высказываний. Потому брал себя в руки и выслушивал:
– Понимаешь, Егорий, – Георгий Константинович Соболев, начальник отдела периодических документов, слегка волновался, щёки краснели, фу, красна девица, от этого краснел ещё сильнее, – проблема в том, что народ наш – не однородная масса. Помимо вероисповедания и профессиональных особенностей мировоззрения, есть ещё коллективные обязанности перед подобными тебе. Как ни смешно, но общность по знаку зодиака – тоже общность. Что ты хохочешь? Есть масса таких общностей, мы не сможем их полностью проанализировать, поэтому каждому типу документов есть куда развиваться и расширяться. Слышал про такого философа современного – Дугин Александр Гельевич? Да, к газете «Завтра» он имеет отношение, конечно, как любой нестандартно мыслящий интеллигент в России. Так вот найди его публикации! У него очень интересно показано, что тайный орден иезуитов никуда не исчез, он преобразился и зашифровался, так сказать, хотя при этом своё учение сделал максимально доступным. Орден Живого Сердца. Понимаешь? Из этого символа вырастают поклоняющиеся Любви, и Милосердию, и чувственности, и множеству других качеств как ценностей. И противостоит им, как лёд пламени, Орден Мёртвой Головы – Рассудка, Логики, Справедливости. Ты можешь даже не знать, что такие глобальные организации существуют. Ты можешь просто ценить то же, что и они, любить такую же музыку, кино, картины, что их сторонники натворили, и тем самым играть им на руку. Так что лучше разделять эти ценности сознательно, идти путём Головы или Сердца, моря или суши, правой или левой руки – так ты меньше ошибок наделаешь в жизни, меньше вредных связей, знакомств бестолковых…
– А ты видел, Константинович, как я работаю? У вас ведь тут набрался манер.
– Как?
– Ну подойди, глянь.
И прямой начальник глянул на руки теперь уже друга. Пока левой перемещались объекты на рабочем столе монитора, правой вызывались окошки свойств, их трансформации…
– У кого меч обоюдоострый, а у кого обе руки равносильны, нет ведущей. И я настаиваю, что есть средний путь, это из него вырастают все другие дорожки. И я хочу доказать, что иногда Любовь требует Справедливости, а Милосердие начинает настаивать на жёсткости, ты же видишь? Мои дизайны пришлись по вкусу всем. Работают мои принципы? Ну, работают?
Георгий покрутил головой, разминая шею…
– Ну да. Надеюсь, двурукость не есть двуличие!
– У меня, кстати, первый сборник рассказов назывался «Мастер Обличий».
– Глубоко! Чем больше тебя узнаю… А пошли тяпнем по коктейлю под салат?

***

Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Цвета радуги неотменимы.
Каждый заказчик желает знать, чего желает потребитель. Обычно он желает желать – чтобы ему предоставили выбор среди того, что потреблять, грубо говоря. Выбирать того, кто будет заказывать погоду, потребитель всё ещё боится.
Собственно, потребителей много. Очень много. И вкусы у всех складываются – да, исходя из того, во что верят и чему поклоняются. Редко кто знает, что ему лучше и от чего хорошо. Заказчик хочет знать, много ли тех, кто верит в светлое будущее, и тех, кто ждёт одного – конца света без вариантов, или тех, кто, глядя прямо в глаза наведшему оружие, верит, что всё будет замечательно… А они ведь все хотят жениться, хотят растить детей, хотят, хотят, хотят… Всё об их хотениях должна знать статистика с её таблицами, графиками и диаграммами.
Но это желания, то, чему быть бы… А вот что есть, что стоит за потребностями потребителя, чего от него ждать и чего ждёт он от заказчика, – с этим добро пожаловать в аналитику…
Некоторые уверяли, что их нынешний Заказчик настолько серьёзен, что ему всё равно, какого цвета заголовок в его персональной утренней газете из одного листа. Их хиханьки: «Егор – специалист по форме мыльных пузырей. Пузырь и есть пузырь, дунул сильнее – лопнул, дуешь тихо – раствор стекается и всё равно – лоп!» – ложились под сердце крохотными пульками. Некоторые же были твёрдо убеждены: если заголовок при всей своей выверенности отличается оттенком от чашки утреннего кофе или дыма вечерней сигары, никто не станет держать этот лист рядом с кофейником или сигарницей. «Я всё понял! – сказал им Егор Геннадьевич Июлев, 27 лет от роду, чёрные джинсы, белая рубашка, широкий кожаный ремень «Рэнглер», велюровый пиджак с лёгким переливом фиолетовых искорок. – Понял. Производим не распечатку текстов, а культурный феномен!»
«Кхм, кхм, – это уже нач Света обозначилась, – культура чтения и понятная структура изложения! Ясность и красота. Егор, всё ты понял».
Егор решил добавить в принципы своей работы ещё один: «Быть на шаг впереди времени». Никто не применял в оформлении документов Заказчика градиент – плавные переходы оттенков? Не беда, будем первыми. Никто в газетах не применял тени? Йо-хо, нам это раз плюнуть! Игра цветами вместо монотонности? «Моя мама при выборе одежды всегда говорит: сочетание трёх цветов, не больше, а лучше двух!» И, ожидая, пока статистики и аналитики отпишутся, часами искал нестандартные палитры оттенков.
Пузыри? Отдел расширили и усилили, в статистику набрали новую молодёжь, готовую изучать газеты и записи ТВ- и радиопрограмм ночью, успеть бы к утреннему выпуску. Говорят, нас было 156, а стало 232? Не думаешь же, что цветные пузыри так понравились?
Егор, получивший за декабрь на сто пятьдесят долларов больше, – мама, это треть стартовой зарплаты, треть, мама! – даже не пикнул, когда его попросили поработать неделю на постоянке, без привычного «придёшь, как вызвоним», за дополнительные двести.
– У тебя чего глаза красные, Егорушка? – нахмурилась Света. – Что-о-о-о? Вместо кого работал? Так, прекращайте, не дай бог, выгоришь!
В ожидании аналитических текстов и сводных диаграмм Егор бродил от своей офисной кабинки в небольшом зале к кухне и к отделу системных администраторов, где ему выдавали цветные картриджи для огромного принтера – на нём печатали свой штучный тираж. Иногда документ видели только Егор, Патрон, Света и Георгий Константинович. Далее – Заказчик.
Егор Геннадьевич перестал сутулиться.

***

«Знаешь, дружище Ильдар, у меня такого не было со дней выступлений с группой. Гордо держать голову. Как в твоих стихах? «Ты ток, а они – провода». Хотя нет. Тут, понимаешь, всё так, будто знаешь нечто, обычным людям недоступное. Днём приходят запросы, что Заказчику можно сделать в таких условиях. Вечером аналитики готовят рекомендации. Ночью я это привожу в зримую, красивую и удобочитаемую форму. Утром уходят за кремлёвские стены наши ответы. А люди идут кто на работу, кто учиться, кто в ясли ведёт детей – и над всем этим ветер города, и он всё меняет, и днём с экранов говорят нашими словами то, от чего маршруты движения, такие привычные, меняются порой на противоположные! Те же люди, но живут другой жизнью! Понимаешь? Им дают такую жизнь на этом берегу, а мы на Других Берегах ломаем голову, как её сделать лучше, хоть чем-то лучше – здоровее, сытнее, безопаснее. Красивее, в конце концов! Понимаешь?
А про тебя мне сказали: нам нужна психология социальная, массовая, а не личностная. Пусть, мол, перебирается сюда, учится здесь, а там посмотрим, что за специалист выйдет. Извини, большего я сделать не могу.
Твой друг Егор».

***

Эти двести долларов пришлись кстати.
Дизайнить на Катином ноутбуке удавалось не всегда – то командировка, то Катерина сидит, еле слышно проговаривая про себя сочиняемый текст, меняет текстовые блоки местами, в интернете висит на сайте Компромат.ру… Вот и пришлось взять отдельный компьютер себе. Почтовый ящик на входе в подъезд был забит рекламой, теперь ещё и компьютерное обозрение прибавилось с раскладами цен на комплектующие и готовые сборки…
За сто девяносто Егор нашёл себе железного друга.
– Ты играешь в стратегию «Фараон»? Егорушка, поимей уважение к моему народу! Ты меня Орионом своим пугаешь, теперь ещё пленение Израиля разыгрываешь?
Ведь птичка-невеличка, откуда столько ярости? Егор не нашёл ответа.
– Ты когда в кино последний раз был, дорогой? А в Третьяковку заходил? Значит, по ночам рядом там отдыхаешь, а перед работой забежать – нет часа?
– Конечно, нет. Видишь же – сплю с телефоном в обнимку.
– Да что ж это за потогонная система такая?!
– Знаешь, Патрон иногда вслед за нами уходит. Света и Георгий меня одного почти не оставляют, только если распечатки при них не успеваю сделать… Да и зачем кино? Видео же есть!
Это да, Егор пытался записаться в видеопрокат, но регистрации-то нет! Кассеты только на продажу. Ничего, не Орь! Смотрел Егор фантастику и боевики. Большие города, понимаешь, пустые поезда метро под ночь…
Что-то зрело, конечно… Казалось, ещё немного, и Егор сам взорвётся! Но пока сердце билось ровно, несмотря на крепкие сигареты и бесконечный кофе.
Ещё бы не зреть! В отделе периодических документов все как один поздравляли Егора с его новым принятым дизайном, клали рядом «Российскую», «Ведомости», «Комми»… Нет, наша лучше! Скромнее, но стильнее! Или просто потому, что наша?
А вот статистика не унималась. «Егор – специалист по пузырям, облачкам и прочим украшилищам. Диаграмма с градиентами – это да, открытие на Нобелевку!»
Егор скрипел зубами, но при этом тихо улыбался.

***

От жары плавился мозг.
Из окна однокомнатной (шкаф для верхней одежды, две кровати, пара стульев, на кухне комод, холодильник и плита, конечно же) – из окна этой московской роскоши виделся парк, тополя и берёзы густолиственные да одинокая двенадцатиэтажка в непроходимости парка.
Сидя на окне в одних шортах с бутылкой светлого «Клинского» и коробочкой салата, Егор прислушивался к шуму листвы и… Да ничего больше. Тихо погукивали на Каширском шоссе гнавшие куда-то автомобили, далеко внизу перекрикивались дети между треском игрушечных пулемётов… И ничего больше.
Ему казалось, Катя стоит, потупившись, заложив изящные руки за спину, оперевшись о комод. Стоит и тихо проговаривает извинения.
В холодильнике мёрзли ещё бутылочки и коробки с лёгкими полуфабрикатами, готовыми к глотанию, без давления на нывшую челюсть… А, ну и питьевой йогурт. Восемь полулитровых пакетов персиковой и абрикосовой вкусноты.
– Запас есть, до выхода на работу можно жить, – выдохнул никому и потрогал синячищи на левой скуле. Позавчера. Позавчера, собственно, грохнули в самом бессветном проходе между домами, когда шёл из почти уже закрывшегося метро через июльскую жар-ночь.
Сначала раздался топот – догнали у круглосуточного магазина, где ночные завсегдатаи закупались алкоголем и закусками. Потом из темноты выплыло лицо какой-то национальности, Егор в них никогда не разбирался, и просипело:
– Выпить купи! Знаешь меня? Или новенький на районе?
Вспомнилось, что район трёх рынков называли Маленьким Кавказом. Ссориться с районом? Егор заплатил за бутылку полусладкого, но лицо не унималось:
– Чем открыть? Штопор спроси!
– Э, а ты? Ты меня знаешь? – вспыхнул Егор и отбил горлышко резким ударом об оградку газона: – Пей!
– Ты чё мне суешь? – лицо скривилось. – Там теперь стекло!
– Не сдохнешь! – проорал Егор в тишину, отхлебнул из расколотой бутыли, подобрал розочку и выставил то ли в защиту, то ли в атаку…
Коротко прошуршали ветви куста сбоку от дорожки к магазину, зазвенело в голове – что-то холодное сломало кость.
Катя завопила, увидев его на пороге с опухшим лицом и струйками крови, стекавшей на подбородок и – кап, кап, кап – на порог… Нет, «скорую» вызвала мгновенно, поставила соседей на уши, снарядив кого-то в аптеку. Менты? Нет, нет, нет, вот этого не нужно никому.
– Давай так… – по телефону виновато ахнул Соболев. – Неделю отдыха. Больше дать не могу. И не вздумай вышестоящим звонить. Тебя же и выпрут с работы.
Егор потёр крышечку прямо-таки карманного «Сони Эрикссона», плоского, металлик, Катя от него взгляда отвести не могла. Решено, подарю позже. От жары плавилось всё.

***

Катя так широко раскрыла глаза… Это ей особенно шло… Так широко, будто пыталась всю его нескладную худобу вобрать в глубину зрачка.
– Зачем ты рвёшься на работу с сотрясением? Понимаешь, я вчера только заснула, и вот он ты! Закрываешь пол-лица ладонью и материшь меня, что не даю роздыха.
– Ты сама говоришь, что не успеваешь карьерно вырасти. Надо кому-то быстрее подниматься.
– Не надо, – отстранилась она от поцелуя. – Мне страшно, прости.
– Я страшный? На бомжа, наверное, смахиваю?
– Извини, бомжей в знакомых нет, не знаю. Сколько сейчас времени?
– Без понятия. Всё как-то смешалось, – Егор подлил ей кипятка, придвинул флакон с кофе.– Скажи мне, кто из этих нацменов вытряс деньги? Утром приходили, извинялись, долларами откупились. Вот как любить Родину, если в ней такие уроды на каждом углу? Забудем. Кто помог? Я же слышал, ты кому-то в ванной звонила.
– Егор, вот скажи мне, у тебя правда любовь к Родине?
– Может, вообще не любовь. Любить – значит выделять, признавать исключительным. И поэтому беречь, холить и лелеять. Родина – это что вообще? Тупо где на свет появился, где в школу ходил, влюбился первый раз?
– Ну, для кого-то так.
– А никто никогда не думал, что Родина – это люди? Люди, живущие здесь. Я не удивляюсь, что некоторые уезжают. Значит, благополучие дороже дружбы и любви.
– А ради любви можно пойти на… На кражу… На подлог… Вообще на обман?
– Не думаю. Ты это к чему?
Поцелуй запечатал ответ.

***

Поезд подползал медленно, медленно. С перрона увидев в окне вагона молодожёнов, проходящих в тамбур, Егор расплылся в улыбке – зубы не показывать, вот так. И встречаем!
– Дружище! Ну, со свадьбой! – и таких объятий друзья обычно не знают. А вот рукопожатие невесте, теперь жене, а ладонь у неё ледяная!
Егор не смотрел в сторону жены Ильдара, удерживая голову от поворота, удерживая… Сумки в камеру хранения. Ну, теперь куда? Магазин музинструментов? Да пожалуйста! Кстати, добавлю на гитару-акустику, дружище, сочтёшь за подарок? Ну, отлично!
Даже не смотрел на её влажно блестевшие глаза.
– Ну вот ты и при гитаре, сбылась мечта? Давай ко мне, зачем вам зал ожидания? – и мелькают станции метро, вспышки света и провалы тьмы, на этой грани и живём. Да кто сказал, что любовь – это свет? Когда вот так бегут мурашки от случайного прикосновения к её ладони, когда её молодой муж восторженно читает новый стих, а она сжимает запястье так сильно, что рука уже немеет, и слезинка бежит по её щеке, и Егор, всего на мгновение повернувшись к ней, читает по губам: «Вернись! Мне не за кем идти!»
– Нет, Егор, мы на вокзал, за нами её брат заедет, всё путём, завтра можем свидеться, пока.
И когда Егор выбегал из закрывающегося метро и прокричал, прижимая готовое вырваться вон сердце: «Жги, спали всё!», – рухнувшая, словно бомбовый удар, безветренная жара затопила улицы и дворы. Он бежал, захлёбываясь слезами, по бессветному междомью и на повороте дорожки к подъезду услышал крик из мигнувшего подфарниками припаркованного «мерса»: «Ты мой должник!»
Кто это?
КТО?

***

– Холодный город? Н-ну, как сказать помягче… Пространства, понимаешь, пространства… Необъятный город, да, так. Чтобы встретиться с роднёй, знакомыми, приятелями, коллегами, порой с одного конца на другой едешь, не всегда метро спасает, до него ещё добраться надо. Час туда, час обратно, и не всегда это самое нудное. Долгая дорога в джунглях. Шум, гам и грохот мегаполиса. Поэтому и видятся реже, и времени на встречи меньше. Учти, что многие ещё и подрабатывают. А едят москвичи меньше – заметил? А пьяных часто видел? – Георгий Константинович важен, Георгий здесь уже семь лет, мама дорогая, столько не живут!
– Пьяных не видел. Потому как менты кругом. У нас говорили, Заказчик строит полицейское государство, – Егор облизал ложку и украдкой ещё раз взглянул в меню. Меньше так меньше.
– Ты биографию Патрона где-нибудь читал, интервью с ним? Он совершенно искренне говорит, что Заказчик выстраивает заново вертикаль власти. А Патрон – за расширение политического поля и повышение градуса гражданской активности. Мы сами удивляемся: как при этом будет стоять та самая вертикаль? Патрон: мол, множество гражданских организаций и партий будут объединены в более крупные союзы и альянсы.
– Мне кажется, они просто сольются в нечто единое. Я пока против этого ничего не имею. Ты никогда не играл в «Цивилизацию» на компьютере? Я как-то пробовал установить на своих территориях фундаментализм. Одна вера, одна традиция, один закон фактически. Граждане славят своего бога и его наместников на земле. Позволяется быстрее наращивать военную мощь, вести военные операции вдали от своей земли без возмущений родственников солдат, заниматься глобальными государственными проектами. Только вот наука чахнуть начинает… – Егор сощурился, глядя на огонёк сигареты. – Недовольство тлеет. Тлеет, но не разгорается.
– Ты, получается, серьёзно к игре подошёл, изучал прямо. Я так, время убить, побаловался и всё, – Константинович подозвал официанта. – Егор, хочу тебя салатом из морепродуктов угостить. Или уже пробовал? С чего? А с того, что классно поработали сегодня!
– О, спасибо! Ну да, серьёзно. А у «Цивилизации» есть ещё продолжение, «Альфа Центавра», тот же принцип строительства, только в космосе. И вот там есть такой момент… После открытия в ветке знаний психологии знания «Воля к Власти» ломалась напрочь система государственного устройства, изучалось лидерство, инициативность, новые проекты… Понимаешь? Пока общество не признает, на чём строится его иерархия, пока избиратель не поймёт, почему вообще лидеры стран стремятся проводить активную политику, соперничать за ресурсы, ему так и будут впаривать Преемников. «Здравствуй, ёлка, Новый год, я ваш новый командир!»
– А-ха-ха! Ну, насчёт слияния партий ты не ошибся. Только молчок. Завтра будем дезинформацию для коммунистов готовить, да, насчёт мнимых планов объединённых движений, – Георгий усмехнулся, вспомнив растерянные лица лидеров оппозиции, приглашённых к Патрону на обсуждение программы гражданского примирения.
– А я смотрю дома телевизор – губернаторы, такие-сякие, навыбирали в них невесть кого, братва рвётся во власть, пора укреплять роль Заказчика… И при этом его скромные объяснялки: «Я менеджер, нанятый государством».
Егор всё не мог напиться томатного сока – днём домой не покупал. Экономил. Ещё много всего для обустройства надо было купить, хотя он часто говорил про себя: «Мой дом там, где мой компьютер – для работы, учёбы, связи с друзьями, музыки, фильмов и развлечений вообще». Катя щурилась: «А я думала, дом – где я!» «Я предпочитаю говорить о доме для нас», – серьёзнел Егор. «Ну ладно», – Катя целовала, дурманя розовым запахом, и уезжала куда-то в центр, какой-то подруге помогая с каким-то там ремонтом. Определённым и незыблемым оставалось это – пластиковая башня рядом с монитором.
– Так чего он хочет, Заказчик наш, – стабильности или динамики развития? – сощурился Егор. – Ну если ты не можешь сказать, то кто может? Просто вот эти все поползновения зафундаменталиться (да, люблю словечки изобретать) и привести один клан к управлению приведут к чему? Ещё Ницше сказал: «Стабильность ведёт к коррупции». Ага, потому что руководители больше не получают новизны в своих привилегиях, всё одно и одно, что ведёт ко взятке. Они и так имеют выше крыши, но брать будут. Ибо это косвенное подтверждение их власти. Проситель кланяется именно им. Подсознание! Инструментальный интеллект, рассудок, даже если он высокоразвит, так и оставляет человека эгоистичным хищником. А вот разум… Разум – это со-знание. Знание о том, что ты един с подобными тебе. Отсюда и рождаются выручка и взаимопомощь. Отсюда и общество, и забота о его процветании. Всё просто.
– Знаешь что… Егор, я верю, что Заказчик разумен именно в том смысле, о котором ты говоришь. И что для него общество – не только его семья и семьи его друзей. Пока я в это верю, я буду работать на Патрона. Всё путем, пора, выдвигаемся по домам!
– Мы думаем, это свет в конце тоннеля, а это… – прошептал Егор, и слитые огни фар разделились, приблизились, такси подъехало.

***

Патрон стоял у окна с видом на дома ещё сталинской застройки и сравнивал распечатку документа годовой давности и сегодняшнюю. Нет, Света молодец, что такого дизайнера нашла, как его? Их столько было, что и не запомнить…
Вчера показал свежий выпуск официально главному дизайнеру своему, прямо-таки обитавшему в «Президент-отеле». Тот, разработчик сайтов Россия.ру и Полоса.ру, сощурился: «Порнография! Нет, для провинции, может, и суперкруто, а для столицы…» «А в Администрации запросили ещё несколько выпусков, утренних и вечерних. Я же не отделяю формы от содержания. Текст глубиной проработки и стилем подачи должен соответствовать оформлению. И ведь читают, и просят ещё! Эх, молодёжь, у вас такие возможности, компьютерная мощь чего стоит! В наше время всё печаталось на машинке, до ксерокса потом тоже дорваться не могли. Всё кажется, границы между личностями прозрачнее, должны бы объединиться на почве единой нашей России, одной на всех! Нет. Коммунистов только, смотри, несколько партий. Будем подтягивать осколки в целое, в КПРФ. А сегодня будем готовить дезинформацию о тезисах сводного собрания единороссов. Как зачем? Массу легче контролировать, когда все подчинены одному вожаку. Разделяй и властвуй – это не про Россию. С большими лидерами договариваться проще, чем с толпой полувождей. О да! Да-да-да, я за разогрев политического поля! Это стимулирует жажду быть первым, с одной стороны. С другой, быть не просто первым, а лучшим вариантом для страны в нашу эпоху. Много званых, но мало избранных, вот этого не забывайте! Но я был и буду за то, чтобы званых было больше. Увидишь, они ещё Заказчика на руках понесут и царём станут звать!»
Кто хотел, тот нашёл в интернете обрывки его биографии, надо подчистить, не всем всё знать! Кто о них ведал, о лидерах информационного подполья в тех семидесятых? Кто знал, что Патрон, свято уверенный, что о них, об историках, знавших политметоды Романовых и позже – Сталина, кто знал, что он и доложит в КГБ о вынырнувшем откуда-то типе, подбивавшем вспомнить Пражскую весну и активнее действовать в странах Восточной Европы? Показалось – провокатор. Патрон сам же потом и пошёл к нему искренне прощения просить. Как там Осиновский говорил?..
А Осиновский говорил, что главное в наше время – интеллект и воля. Ещё он говорил об относительности морали и о том, что воля не может быть ни доброй, ни злой. Есть воля быть и действовать в личных или чьих-то интересах. Что, дескать, сам он предпочитает для страны свою волю и ничью другую. Патрон слушал идеолога бывших заказчиков и молчал: «Властвовать будет тот, кто устраивает меня. И так, чтобы это опять же нравилось мне. В чьих руках знание о методах влияния и воздействия, тот и станет лучшим!»
– Представляешь, Катюш, известный только в своём институте бывший одесский студент стал создателем образа Заказчика! Мне говорили, кто в его глазах отличится, тот уже не пропадёт, – Егор играл с прядями над её ушком, поцеловал в мочку, чуть укусив…
– А мне Осиновский нравился. Создатель собственной финансовой империи!
– Ага. Типа встречаются Осина и Патрон. Осина: «Я создал свою империю!» Патрон: «А я всего лишь воссоздаю Российскую империю, и вам в ней не место!» Вот и всё.
– Егор, ты в постели не забываешь о работе? Я так плоха? – Катя сморщила носик: фу-фу, трудоголиком пахнет!
Егор прикусил язык.

***

Закат, мрачно сгорающий, коптит облаками ясное небо, и ему ли после этого не хмуриться? Ночь, верная подруга, ты пугаешься рассвета и стыдливо гасишь звёзды, последним лучом лунного морока спрашивая, приходить ли ещё… Я провожаю вас, ведущих друг друга под руки, и рассвет окрашивает кирпичные стены розовым сиянием – оно, едва заметное, лежит на всех мечтах о теплоте древнего сердца страны, в котором потоками быстрой крови бьются жизни рискнувших взять на себя достоинство правящих, и в каждом их шаге спокойствие руки, лежащей на рукояти неотразимого оружия. Им, только им хранить тайну посещающих душу намерений. Им, только им знать имена порождающих бесспорные приказы. Им, только им помнить о небесном родстве и возвращении на звёздную родину павших на странные почвы планеты, чей воздух полон ветров и облаков, гонимых дуновениями северных великанов…
Мечта тысяч лет – правящие от Прави, мира справедливых богов.

***

Звонки, звоночки, звонцы…
Уже засыпал, радио в плеере шуршало, нажал нечаянно на кнопку поиска другой станции… Ох, что? Схватил трубку. Набрал Ильдара.
– Слушай же «Кинопробы»! Включай «Наше радио»!
– Егор, сколько времени? Три ночи у нас, какое радио?
– «Кино», дружище, в исполнении молодых!
– Да я знаю, что такое проект «Кинопробы». Можно же потом кассету купить…
– А услышать как можно раньше не хочешь?
– Раньше? Зачем раньше? Всему своё время.
– Ну вдруг захочешь после не кассету, а диск взять? Или вообще расхочешь, наоборот. Ладно. Я понял. Извини, что разбудил.
– Да ладно, что уж. Я просто после дежурства в ургентной клинике. А потом на дискотеке диджействовал.
– Что хоть включаешь народу?
– Егор, давай завтра, а? Трики включаю. Ты же трип-хоп не слушаешь, тебе ничего не скажут имена.
– Хорошо, завтра. Пока!
– У тебя всё хорошо?
– В общем, да. А почему спрашиваешь?
– После полуночи не спишь… При твоём графике и нагрузках…
– Ты бы давно уже радио включил.
– Да у меня наушников нет, а отец спит…
Вот и славно! Будет что подарить Ильдару весной на день рожденья!

***

Константинович поднял рюмку:
– Ну, за проект!
– Какой проект? – Егор перестал елозить ножом по куску мяса.
– «Гражданский форум»!
– Так это та самая идея из курилки? – упала вилка на пол – руки, что ли, не держат?
– Ну, как сказать… Идея, может, и твоя, но разработка всей нашей команды!
Отчего так звенит в голове? Меж ушами колокола бьют. Как это? Это же неделю назад…

Егор потягивал ставший привычным «Кэптэн Блэк» – и вкус вишнёвый, и бодрит круче кофе – а девушка, которую он прозвал Колоколом за удивительно ровную коническую юбку до пят, всё ещё улыбалась:
– У меня есть теория, что здесь собрались те или иные личности с особым мировоззрением, особым мнением относительно всего, с нетривиальным мнением. Вот про тебя, Егор, говорят, что ты нашего ведущего политолога заинтересовал даже не дизайном, а своими идеями… Извини, философскими – это громко.
– Ну, он прочёл рукопись и предложил помочь с поступлением на психолога.
– Вот! Я так и думала! А в рукописи что было?
– Ничего особенного. Я там вывожу мысль, что не только Россия отшатнулась от коллективизма к жёсткому индивидуализму, не только у нас Личность стала важнее Коллектива, но и страны бывшего соцлагеря переопределили свой путь развития. Разбег от довольно единого целого к самостоятельности, само-собойности, самостности. Но цели заявленные… Говорится, да, что такие формы существования полезны для выявления лучших, складывается, мол, среда для подпитки наиболее выдающихся, талантливых. И что просвещённый капитализм, так скажем, на котором строится западная цивилизация, обеспечит Личность всем необходимым для роста. Но фактически будет иное. Засилье личностного легко приведёт к деспотии, а она уже нарождается в неявной форме. Эти разбежавшиеся страны и странки легко подпадут под влияние тиранических персон, а силящееся быть единственным примером для подражания супергосударство начнёт уничтожать эту псевдодеспотию, подстраивать под себя.
– Чем-то напоминает Шпенглера… Не читал?
– «Закат Европы»? Только название слышал.
– Удивительно. И что ты предлагаешь?
– В каком смысле? – Егор принял от Карины чашку кофе. Молодёжь из отдела статистики разглядывала обтёрханные джинсы и рубашку грубого холста с пятнышком на рукаве – прожжено сигаретным угольком.
– Выход для таких государств есть?
– Надо делать ставку на народ. Точнее, на тот слой интеллигенции, что готов совместно с народом взять на себя ответственность за всё происходящее в стране. Власть в любом случае давит тех, у кого её нет. А чтобы не давила, надо воздействовать на неё обратной связью. Совершить небывалое. Проще? Пожалуйста. Вече. Ничего лучше этой народной демократии так и не придумано. Какое-то такое собрание общественных представителей, порождающих идеи для будущего законотворчества.
– Форум? – Колокол засмеялась.
– Почему бы и нет? Самая современная технология общения для начала века-то. Форум представителей общества, считающих себя ответственными за идеологию развития страны.
– Вы это вправду сами всё обдумали, без подсказок? – от стены отделился…
Егор спохватился, что очки оставил у компа, а без них лица не мог разглядеть, но по долговязой фигуре узнал любимца статистических девушек.
– А что? Считаете, это невозможно? – скрипнул зубами Егор.
– Говорят просто, мол, вы верите в то, что власть в России захватили ящероподобные пришельцы, – просмеялась фигура.
– Я? – Егор аж глаза вытаращил и приложил руку к сердцу.
– Ребята! Это же тот самый феномен искажения информации, про который я всем твержу! Помните, Егор, вы пошутили, что Заказчик похож на Влада Дракулу, каким он изображён на румынских монетах? И зовут… – Колокол похлопала Егора по ладони, но он мгновенно убрал руку со стола.
– Ну да, помню. А при чём тут это?
– Влад Дракула! Влад Дракон! Влад, глава Ордена Дракона. Немилосердно справедливый, хладнокровный! Холоднокровный дракон! Ящер! Рептилия!
– К гадалке не ходи! – засмеялся Егор. – Это же из раннего Фрейда что-то, искажение ради преуменьшения, принижение значимости образа. Истеричный смех над внушающим опасения! – и вышел вслед за Константиновичем, в приоткрытую дверь позвавшим:
– Пора! Все тексты собраны!
…А теперь, после суток разработки нового дизайна одним Егором и логической структуры документа другим, можно подкрепиться мяском и «Кровавой Мэри».
– Я в каком-то романе читал, – Егор мотнул головой, сглотнув вкусную «Мэри», – про умников одних. Соберутся за столом, вкушают, выпивают, заедают и под икорку да балычок беспокоятся о спасении голодающих.
– Совестливый ты! – Константинович рассматривал на свет прозрачную водку на слое сока. – Посоветуй, как мне с Таней быть.
– Я? – Егор чуть подался вперёд.
– Ну, у тебя истории такие были, знаешь же, как из них выходить.
Константинович – сибиряк. Из закрытого города рванул поступать в МГУ и поступил! Надо было либо учиться, либо выживать, где-то как-то подрабатывать – он нацелился на отличную учёбу, голодал, время от времени, конечно, писал заметки в журналы, но не во вред учебному процессу. Вот так дотянул до четвёртого курса и попросился к Патрону работать над дипломом. Ночами после ухода всех сотрудников сидел с дизайнером до победного конца, до выпуска свежей подборки документов. И где здесь искать время для романтики?
Она нашла его сама, романтика эта. В лице невинного цветочка Тани, пришедшей в статистику – куда же ещё? – за первым заработком.
Тут-то Егор и напрягся, да так, что статистики начали подхохатывать, видя его гневные мины при появлении Танюши. Нет, люби кого хочешь, друг, но не во вред работе! А Константинович стал уходить среди дня на несколько часов, весь розовый – то в ближайший кинотеатр, через мост, то в «Шоколадницу». «Ты не понимаешь, что ли? – бесился Егор. – Мы все сидим и ждём тебя! А у меня дома рукописи недописанные!»
Таня оставалась непреклонно невинной.
Константинович перевел её в отдел сбора информации. Таня оставалась нетронутой.
Константинович сделал её руководителем отдела. Татьяна разулыбалась, но…
«Егор! – тихо говорил уже разведённый дизайнер. – Это же дурная классика соблазнений! Завязывай её превозносить!» «А мне советуют её повыше поднять – дескать, благодарной станет!» «Кто советует? Книжек начитавшиеся?»
Ну, она и сказала очередное «нет».
Тут-то Георгий Константинович и взорвался.
Егор выслушивал его планы мести, запоминая изощрённые ходы для своей прозы, тихо втолковывая, что разрыв отношений ударит теперь уже по репутации Соболева как руководителя, но…
Не дай вам бог разозлить благодетеля.
Вот и всё, подытожил ситуёвину помрачневший Егор.

***

Он, собственно, сам вызвался подсказывать линии поступков, наслушавшись откровений ставшего просто хорошим другом Константиновича. Вместе отдыхали после ночной работы, вместе ловили такси – одному в Зеленоград, другому в Химки, по дороге, вместе обсуждали новые повороты судьбы. Всё как у друзей и бывает. Аналитик Егор и спросил дизайнера Егора:
– Твоя-то где работает и кем? Журналист? Где? О-о, это же структура Осиновского! Слушай, ищите ей другое место, и срочно. Осину будут выдавливать из бизнеса и даже из страны, только эта новость не для распространения! Слишком много связей завёл. И в чеченских делах увяз, сам не определится, с Россией он или с Кавказом. Ищите, ищите!
Егор смотрел телевизор, хотя уже видел, как их работа делает события, и никак не наоборот. Смотрел и холодел: «Генпрокуратура выдвинула обвинение по так называемому делу «Аэрофлота». Совет директоров издательского дома «Комми» выбрал нового руководителя информационного ресурса. Совет старейшин Чеченской Республики резко осудил попытки вмешательства российских бизнесменов в процессы примирения».
Егор курил, глядя на три серебристые от инея берёзы под окном, и чувствовал, как по венам бежит нечто настолько сильное, что выводит его на безвоздушную высоту: «Далеко залетел орёл! Далеко. И есть ли что-то выше для тебя?»
– Ницше. Человек ищет положения с наибольшим контролем за своей жизнью. Ницше абсолютно прав, – тихо вымолвил Егор своей маленькой москвичке, оставшейся без работы.
Константинович принёс визитку редактора какой-то независимой якобы газеты:
– Патрон очень надеется на это издание!
Так и пристроили девушку.

ИСТОРИЯ: РОСТ

***

– Егор, ты в воскресенье как, свободен? Я в новую квартиру въехал просто.
– Помочь с погрузкой?
– Нет, что ты! – хохотнул Константинович. – Отметить переезд хочу. И тебя приглашаю. Вас.
– Ох… – Егор откинулся на спинку креслица. – Катя в командировке в Ичкерии! Выясняет по сёлам отношение к федералам, как там говорят, и к Заказчику лично.
– А что сёла? Города потихоньку на позитив поворачиваются.
– Эммм… Города по большей части – равнина! Сёла – горцы! Горцы – воины, равнина – пастухи. Что-то такое у них, воины до сих пор озлоблены: дескать, Россия нам свои борщи свиные навязывает, и всё такое. Ну ладно, что спорить? Вот своими глазами посмотрит, и ясно будет. А где квартира? Ясенево? О, круто. Штаб разведки далеко?
– В том же районе, да, поэтому тишайшие места, железный порядок. Да, приезжай, буду ждать!
Но в воскресенье с утра Егора вызвонила Света:
– Егорушка, Егор Геннадьевич, выручай! Новые данные поступили, надо Заказчику доклад подготовить экстренно, приезжай!
Ему сразу же посоветовали – Зеленоград? Экономно, ничего не скажешь, но иногда бывает необходимость явиться за пятнадцать минут, потому выбирай жильё ближе к метро. Дороже? Компенсируем!
С утра? Я сказал – с утра? Ну, в принципе, полшестого уже не ночь.
Егор мчался знакомым маршрутом, первым поездом, вот эскалатор, бегом-бегом! У выхода с движущейся лестницы, расставив ноги и похлопывая по правой демократизатором, стоял невысокий крепыш в форме.
– Куда бежим, молодой человек? – оглядел он провинциала в классических, но поношенных джинсах и куртке аэрофлотовского кроя из жёсткой хромовой кожи. – Паспорт, регистрация? Что-что? Без документов бегаем по столице с тяжёлыми рюкзаками, полными невесть чего? Пройдёмте-ка сюда. Я тоже спешу. Вот кофеёк согрелся, шанежки… Где? У Заказчика в команде? Вот страна! Понаехало вас, из Кремля десятки тыщ получают, а ты тут коренной, но за пять! Давай не мудри парень, двадцать пять баксов – и гуляй. Пятьдесят? Спасибо, сдачи нет, а у тебя нет мельче, значит, ставка только что выросла. Гудбай, ага. И не сцы, у тебя типа абонемент, гы, больше тут никто не остановит, твою внешку опишу.
Взбешённый Егор не смог повесить куртку на вешалку и бросил её в секретариате.
Света глянула мельком на часы:
– От метро пять минут, ты на «Полянке» выходишь?
– Да, извините-простите, задержался, потребовали регистрацию.
– Слушай, ты прости, но мы не над законом, может, и к сожалению. Если Патрону начнут звонить – мол, у нас тут ваши в обезьяннике сидят, добром не кончится, регистрируйся как-то. Ну ладно, к делу…
А дело было в полученных прямо из Ичкерии данных по исследованию мнения жителей горных и равнинных сёл. Ого, круто! Кто же ездил по районам? Там до сих пор стреляют в чужих. Кто?
Егор успокоился, прикинув, сколько выплатят Кате за безымянный слив информации прямо с места опросов.

***

Егор жарил яичницу. Колокол зажгла сигарету и приникла к распечатке:
– Вычёркиваем… Тираж мал… Несерьёзное содержание… Вычёркиваем… Индекс цитирования никакой…
– Кхм, кхм, – Егор дал о себе знать? Да ладно, просто в горле запершило. – Я так понимаю, это у вас список изданий для представления на анализ? Лучшие из лучших?
– Может, и не лучшие, но жизнь своих городов и областей отражают наиболее полно. И про госполитику всегда помнят!
– А есть у вас там «Орь-курьер»? Редактор Святослав Геннадьевич? Новое, в принципе, издание, после смены губернатора появилось, альтернативные красному руководству мнения, ммм?
Колокол скользнула взглядом по рукам Егора, сжавшим пачку «Винстона», которая уже мялась, сминалась… Какие пальцы! Только для игры… на девичьих нервах…
– Нет, впервые слышу, – она прищурилась. – Но если вы говорите «интересно», то, скорее всего, так и есть.
– Ого! Я же не специалист в анализе, – Егор засмеялся.
– Вы чувствуете нерв! Ситуации, публикации, нового дизайна. И вообще весьма прогрессивны.
– У меня есть невеста! – выпалил Егор.
Колокол смерила его долгим взглядом:
– Да и я замужем… Слушайте. Дело такое. Я бы хотела создать отдел оперативного реагирования. Но Света… Света меня по-настоящему не принимает всерьёз. Намекнёте? Дескать, сидит ночами с нами третьей, всегда готова пересмотреть, пересчитать… Сложно?
Святославу пришло письмо с просьбой предоставлять краткое содержание номеров. За умеренную плату, конечно же…

***

– То есть твой супер-пупер-фондик, ваяющий документы для Заказчика и его Администрации, не может тебя сам зарегистрировать? Кхе, мне в редакции помогли, кхе-кхе, – Катя просто сияла. – Вот тебе и всесильный Патрон!
– Вчера рвануло на «Белорусской», слышала ведь? Поезда мимо шли, по вагонам менты с собаками… Это хорошо, что я в наушниках модных, на москвича стал похож, только капюшон у толстовки иногда мешает. Но подстраховаться надо, не язви, пожалуйста! – Егор даже покраснел. За кого стыдно?
– Сто пятьдесят, – и Катя зарылась в меню телефона: где этот номер?
– Не понял, – Егор пересел поближе к батарее, за которой прятал металлическую коробочку от сигарок «Генри Винтерманс», уже еле закрывающуюся от «зелени».
– Сто пятьдесят баксов, фото на удостоверение, у тебя где-то видела в рукописях, и копию паспорта. А-а-а, ты вон о чём! Не я же буду делать, и так по-божески.

Встречу для получения справки назначили на «Библиотеке Ленина». Егор у головы поезда, прислонившись к колонне, следил, как невзрачный очкарик в сереньком – увидел, поболтал, забыл – передал чернявому бородачу пакетик-файл. Подошёл, назвался, сунул в нахально выставленную ладонь три купюры.
– А реальный ли москвич у себя зарегистрировал?
– Область, не дрейфь, областные работают.
Егор выдохнул, разглядев печати и подписи. Но что-то слетело с языка:
– Любому? Только плати?
– Дурак, да? Ты ещё ляпни где! Вот понадеялся на Катю!
От соседней колонны отделился громадный, бритый, куртка трещала на литом тулове:
– Проблемы?
– Нет, нет, нет! – замахал Егор. – Пока, ребят, спасибо!
И, варёный в собственном стыде, сорвался на полубег.
У выхода с эскалатора «Полянки» стоял всё тот же в форме и с ним автоматчик в военном.
– Ну-ка, ну-ка, дизайнер-шизайнер, паспорт, регистрацию! Или повторяем «Поле чудес»?
Егор, откуда-то из-за пределов космоса спросивший: «Вот. Всё в порядке?», услышал вялое, скучное «проходите!» и успел сообразить: «Регистрация или две шкатулки?»
Усмехнулся.
Ноги вынесли на улицу. Зайти в книжный?
Дышалось ровно.
Сто пятьдесят – да, по-божески.

***

Однушка? В столице? За два года заработана? Вот крутотень!
Егор воткнул кассету с любимым альбомом «Виш» в солидный центр «Сони». О-о-о, вот это басы, я себе ещё не купил, у меня бюджетный вариант – компьютер, звуковая карта, колонки, зато окружной звук, да! Надтреснутый, почти надорванный голос Роберта Смита, и барышни, улыбаясь, закивали головушками: «Романтично!»
Ну, за МГУ! Ну, за Питер! И за Новосибирск!
– А за ОрьГУ слабо?
– А где это? На Южном Урале? А-а-а, Черномырдин вроде оттуда! – и дружным звоном фужеров прозвенело: «За ОрьГУ!»
– Ты что-то нервничаешь, Егор Геннадьич, а? – Константинович вышел на кухню, полную томных ароматов сигареток и сигарок.
– Да я сегодня файл из двух страниц Свете готовил и закрыл его, уходил когда, поторопился! Найдёт ли?
– О, вы опять… Вдвоём… Не мешаем! – и улыбчивые золотые-молодые ретировались в комнату и далее на балкон.
– Чего? А, ну да, постоянно вместе, чёрт возьми, всё равно противно прозвучало! – побледнел Егор то ли от ещё одной стопки, то ли от чего?
– Не думай о таких глупостях, дружище! – хлопнул по плечу Константинович. – Эту видел, рыженькую? Таня! Танюша! Покрасилась! Она типа ревнует просто! Сотовый звонит… Твой?
– Июлев! Ко мне, рррвать, уволю за опоздание!

Егора трясло. Ещё бы не трясти – пол-отдела было в сборе. Переделывали своими силами утренний документ. Что? Не может быть…
– Я сегодня впервые была приглашена к Заказчику лично! – отчеканила Света. – И мы не нашли файл! Впервые! Когда это ещё будет, спрогнозируй? Иди печатай. Ещё одна такая осечка – убью!!!
Егор пил и пил воду у охладителя. Активированный уголь! Аспирин!
Через три минуты мертвенно-бледный дизайнер горящими глазами искал на лице начальницы признаки потепления. Кто файл пытался найти? Кто именно? Колокол, вы уже знаете про кличку, неважно! Всё на месте, под её личным паролем, две страницы в одном файле, на предпросмотре только первую видно, она просто не стала его открывать.
– Статистика, алло! Колокол, как её?! Сюда, я сказала!
Егор сидел за монитором, спрятав руки в карманы пиджака – не смог набрать свой пароль. Колокол выбежала, схватившись за виски, в слезах. Света подошла, опустила ладонь на левое плечо:
– Печатайте, Егор Геннадьевич, печатайте доклад. Патрон договорился о новой встрече. Наше руководство департаментов и руководители Администрации Заказчика. Завтра получишь компенсацию за сорванные выходные.
– Алло, Егорушка? Я дома, жду тебя. Опять аврал? Жду!
Когда тебя ждут среди десятка миллионов равнодушных…

***

Катя надела его рубашку, оглаживая на талии, легко повела носиком:
– Ммм, твой запах, чудно!
– Знаешь, что я подумал?– Егор выпустил колечко дыма. – Что Башлачёв не так уж и прав.
– В чём?
– Что любовь – это когда болит. Я вот почти счастлив. И никаких болей нигде.
Катя прильнула к костистой груди:
– Это ты СашБаша наслушался, что всё-таки женился?
– Нет, родители вынудили. Мол, вся деревня родная гудела: Июлев жил с девушкой не по закону.
– Она здесь, знаешь? В какое-то спортивное издание устроилась.
– Знаю. Звонит на сотовый и молчит. Как повыше взлетел, так вспомнила, что временные трудности были всего лишь временными.
– Будет встречи искать – отловлю и глаза-то выцарапаю, – Катя морщила носик: фу-фу, воспоминаниями запахло, мы вместе, и всё тут!
Егор Июлев, рокер уже со стажем, подтверждённым выступлениями в Ори с гранж-группой, начал сомневаться, что жизнь – страдание и боль.
Что-то переломилось в судьбе, и в сердце вливались гордость и удовольствие.

***

Что-то переломилось.
Июлев в ожидании текстов и статистики рисовал макеты. Наработки имелись постоянно, при введении в производство новых документов газетного формата было гораздо легче адаптировать шаблоны из запаса, чем изобретать новшество за пару часов, но и так случалось. Рисовал, читал, шерстил интернет в поисках всего, что относилось к тайным орденам. Рептилоиды – это, конечно, хаханьки. И хихикали-то сторонники и впрямь выдавленных из страны олигархов, другие же начинали сбиваться в толпёшечки, толпы, массы довольных Заказчиком, вот уже и гимн страны решили вернуть времён генеральных секретарей. Нет!
Нет, нет и ещё раз нет!
Гениальные мальчики из закрытых городов слишком верили в статистику, не видя жизни за пределами кабинок офисов…
– Как вы не понимаете? – Егор, отпив ещё из баночки джин-тоника, присел на самый краешек камня набережной. – Народ другой! Вы его не видите! Он не идёт на поводу у спрашивающих, потому что всё ещё боится власти. Дай ему микрофон и спроси мнения – он и спохватится, что его слова могут услышать все, кому не лень. Как привыкли всё держать при себе, так и держат! Гражданский форум – хорошо, так и надо, но ведь смотрите – разочаровались, низкая активность потенциальных участников. А я что вам говорил? Я не народ? А кто я?
– Ты говорил, что это близко к древним формам народовластия, – Константинович крутил в руках банку коктейля, присев всё же рядом.
– Так и есть! Но надо же вести просветительскую работу! Человек должен перестать быть безразличным к тому, что с ним делают! А то ведь все смутно сознают: одни грабят внаглую, другие грабят вежливо, «не соизволите ли продемонстрировать содержимое ваших карманов?», но всё равно грабят! Народ ещё должен стать сообществом граждан, отвечающих за тех, кого выбрали. Кого выбрали вы, мы, они – сами выбрали, так что страдать? А пока всё так, что «нам сказали «голосуй», мы и сунули!»
– Егор, иногда мне кажется, что тебе место не на вёрстке. Ты же пишешь что-то?
– Эх, кто сейчас не пишет?! Этот в нашем отделе, из Калуги, книжку свою всем дарит… Поговорил с ним. Издали его друзья из бандитов, а кто ещё сейчас при деньгах? Знаешь, да? А что он никуда на реализацию не может книжку пристроить? Все пишут!
– Он, кстати, предложил нам в ночную смену минимум фруктов обеспечить, представляешь?
– Ох, чёрт, а меня эта, по работе с персоналом, спрашивает: «Июлев, ты совсем загнался? Каких тебе ещё бананов по ночам?» А я и не пойму, о чём речь.
Константинович разогнулся, перестав хохотать:
– Прости, я так до истерики дойду. Как-то нас перегружать стали…
– Ну, мы же и есть советники, как Патрон сказал, а он лишь бренд! Дорогого стоят такие заявления, между прочим.
– Да, у меня прямо второе дыхание открылось!
И он не врал.

***

Георгий Константинович Соболев не врал. По крайней мере, в том, что касалось инициативности. Всем отделом смотрели выпуск новостей, и Соболев, щёлкнув кнопкой пульта, негромко объявлял:
– Так, Америка решила… Запросите подтверждения у наших в МИДе… Егор Геннадьевич, у тебя есть наработки по временным линиям? Готовим документ по совпадению инициатив Белого Дома и Кремля.
Июлев вынес дискету с набросками домой.
На ноутбуке Кати графика подтормаживала, рисуешь линию – ждёшь, рисуешь облачко комментария – ждёшь. Ластёна поцеловала в затылок, приникла к плечам:
– А это что? Ого! Тебе не влетит? – и присела рядом, расширенными зрачками впитывая блоки текста. – Егорка, ты понимаешь, что такое продукт Фонда в глазах «Комми»? Одни вас за богов считают, другие – что зря кремлёвские деньги проедаете… Давай устроим инсайдерский слив. Утечка так утечка!
Июлев замер, потирая подушечками одних пальцев другие:
– А что это тебе даст?
– У нас вакансия главы отдела расследований открыта.
– Постой, ты же говорила, что всё, с «Комми» никаких связей?
– Ну, конечно, милый мой Егор, никаких! Три года отработала и просто так уйду! Да и директорат весь обновился. Я так понимаю, это контролируемая оппозиция теперь. Ну брось! Мне премию дадут. В двушку переедешь. Я с тобой буду оставаться. У тебя будет кабинет для работы как бы…
Никакой боли. Приехал в столицу по её приглашению. Столько лет ждала… и вот так поссориться?
– Отредактировать надо. Нашу линию реакции упростить. Чтобы вроде и документ прямо из Фонда, и вроде фальшивка…
Егор выкурил полпачки, глядя на улыбку Кати во сне.

***

– Представляешь, Геннадьич, нашу работу по линии инициатив кто-то из Администрации слил.
Егор сделал пять глотков кофе, прежде чем почувствовал ожог языка.
– Не представляю.
– Патрон смеётся ходит. Вот, дескать, и правда нас всерьёз воспринимают, а то всё «дармоеды, нахлебники»…
Скрипнула дверь в кабинет нач Светы.
– Так, ребята, всем минутку внимания! – Света даже прихлопнула в ладоши. – Во-первых, поздравляю наших Егориев! Сейчас поймёте, за что. Президент Украины негласно прилетел к Заказчику. И у него на столе увидел наш недельный документ. Тот, который в небесной расцветке. Перелистал и захотел себе такой же. Но мы-то знаем, что всё можно улучшить? Работаем!
– Ну вот, Егорий, – Соболев подошёл с распечатками, – выходишь на международный уровень. Что предлагаешь? Я что? Вот такой блок надо взять, диаграммы вот на эту же тему, чёрт побери! Опять самому пересчитывать! Таня весь отдел развалила! Ну и вот это, аналитические заметки. Цвета ночного неба? Интересно! Пробуем!

***

Катю, маленькую такую, аккуратную, Июлев заметил, выступая на поэтическом фестивале. Она сидела в первом ряду, чуть приоткрыв ротик, полупоказывая ровные ослепительно белые зубы, поглощая его нескладную фигуру бездонными глазами. После выступления подошёл:
– Вам понравилось? Распечатку могу дать. Нет, стихи у меня не выходили, только сборник рассказов.
– Так, Катерина, класс в сборе, ты чего застряла? – это классрук, что ли?
– Так вы… учитесь?
Где-то позади тихо пропел Цой: «Восьмиклассница…»
Что вам рассказать? Ещё чего! И так завсегдатаи дворов напряглись: «Со школьницей гуляет…» Не тронул он её. Неправда. А иначе разве бы ушёл жить к «невесте»? Чакры, господа, даже и высшие, от первобытных питаются. Мужчина и женщина – дружба возможна?
Катя ворвалась в квартирёнку маленьким штормом, всюду ставя охапки цветов, следом грузчики внесли коробки с телевизором и акустикой для компа.
– Живём, Егорка! Я твой оригинал чеченцам продала! А ты не знал? Новый директор «Комми» из них, из нохчи! Видел номер? Там отредактированные тобой данные. А полная версия – ту-ту! К горцам уехала! Ты чего? Егор, врача вызвать?
Июлев заперся в туалете – жёг распечатки и дискеты.

***

Украину мутило.
– Коллеги! – Патрон остановился у двери в стекляшку Светы. – Поднажмите! У нас конкурирующая фирма, так сказать, появилась. Нет. Не скажу пока, кто. Но от сегодняшнего проекта будет зависеть, кто получит заказы на следующий год.
Соболев, отойдя к выходу в холл, поманил Егора. Что?
– Я предлагаю, – костяк отдела заперся на кухоньке, – подчеркнуть роль Светы в изготовлении документа. А по содержанию – ребята, надо что-то делать с вопросом Ичкерии. Народу интересно это в первую очередь, а не дружба с самостийной Украиной. На Кавказе наших убивают, реально! А Крайна ещё долго будет сотрясаться.
– Логично! Молодец! Но ответственно так… – зашумели.
– То есть проект по представлению настоящего народного мнения, а не мнение о мнении, не голос спецов вместо голоса простого люда? – засмеялся Июлев.
– Да, Егорша, да!
И разлетелись по насиженным местам.
Соболев носился от стекляшки к кабинету Патрона, что-то бормотал на бегу, вылетая от Светы, рвал распечатки и призывал всех сконцентрироваться наконец…
– Егорий-победитель, что у тебя с макетом? Придумал?
– Внимание, друзья! Внимание! – Патрон, бледный и глядящий в одну точку, взмахнул подборкой аналитических записок. – Мы не успели. Контракт с нами разрывают. Расходимся по домам. Простите меня, но иногда Заказчики меняют бренды…
Пахло валерьянкой и десятками таблеток валидола.
Отключили мониторы новостей.
Карина разносила пачки сигарет и травяной чай из успокоительного сбора.
Офис потихоньку пустел…
– Нет, это невозможно! – Константинович грохнул по столу кулаком, огляделся – ой. – Все так вот и сдадимся?
– Русские погибают, но не сдаются, боец Соболев! – через силу улыбнулся Егор.
– Я хочу доказать, Егорий, что и один в поле воин! – Константинович подсел к дизайнеру. – Ну-ка, что у нас готово?
В проводнике было видно файл с тремя восклицательными в названии.
– Видишь, товарищ Июлев, тебе даже успели доступ к закрытым для широкого просмотра файлам дать. Открывается? Погнали! Время, время, время против нас!
Карина застыла с подносом:
– Господа, я вам заварные сладости купила, сахар интеллекту нужен!
– Кариночка, милая, проверь как-нибудь, по базам, что ли, пропуск твой везде в Кремле работает? Надо будет самой до Заказчика дойти! Минуту! Распечатки, две. Ему и премьеру. Гони, красавица, гони.
Егоры уселись в кухоньке. Константинович сжал чашку чая и наклонялся к ней, прихлёбывал, пальцы-то побелели и не разжимались. Июлев потряс опустевшей сигаретной пачкой:
– Вовремя. Как раз к выходу. Что? Каринка!
– Всё! Пресс-секретарь при мне занёс бумаги Самому в кабинет!
Шумело шинами такси.
– Егор, ты как? – Соболев обернулся с переднего сиденья.
– Пойдёт для сельской местности, – Июлев еле улыбнулся. – Я же теперь на Каширке. Так что приехали!
Катя не спала, обвила его шею:
– Мне что-то сегодня так тревожно, и чудится, что ты сидишь на кухне и ругаешь меня... Егор, проснись, сотовый звонит!
Егор разлепил веки:
– Уже утро?
– Егор Геннадьевич, это Карина. Приезжайте. Вас ждут. Вы победили!

ИСТОРИЯ: КРОНА

***

Театр Егор не любил.
Условные декорации, на что-то такое намекающие, актёры, переигрывающие и оттого искусственные, ненатуральные… Нет, понятно, эмоции должны быть не обозначены, а показаны ярко… Но нет, не любил. Телеспектакли – это да, с детства замирал перед экраном, вот там не было этой натужности, вы-мо-ро-чен-нос-ти.
Не любил.
Но Достоевский! Князь Лев Николаевич Мышкин, порвавший сердце на жалость к «падшей» и нежность к «расцветающей», как пройти мимо афиши? Заветные билетики заложил в томик «Идиота», да так и преподнёс школьнице Катюше.
Пока шли по припорошённому снежком льду, грохнулся, выпустив её локоть, раз семь. Она даже засмеялась наконец:
– Ну вот и как, молодой человек, вы планируете вести меня по жизни? Тоже не в шаг, спотыкаясь и падая? Фу ты, белее снега стал!
Егор промолчал – я-то на фигурное катание не ходил, а впрочем… Нелепая претензия.
– А теперь красный, как варёный! Да что такое, Егор? Может, не пойдём дальше?
А он вдруг глубоко вздохнул и, разбежавшись, проскользил до светофора и обратно, обхватил Катю за талию, закружил, вот и смех, вот и радость, и нечего было скрипеть!
– Скрипеть? – расхохоталась девушка. – Да, ты настоящий писатель! Такие словечки только от тебя слышу. Вставишь в рассказ какой-нибудь? Буду читать и вживаться в прошлое! Наше, наше прошлое!
Она сидела в тёмном зале, где только сцена сверкала улыбками и сумерничала отчаянием, и сжимала его ладонь, и когда женщины «идиота» делили его, путаясь в злобе и мнимом великодушии, рука её каменела, но становилась легче пуха, когда Лев Николаевич отвечал на шутки Аглаи, и прямо жгла воспалённо, когда Настасья Филипповна бежала от венца, и…
– Обе! – прошептала, притянувшись к уху Егора. – Обе во мне!
– Это всё было с нами, так ведь? – просипел пересохшими губами уже в гардеробе, что-то надевая, эти нелепые одежды, прикрывающие стонущее сердце…
– Что с нами было? – поцеловала Катя под сорванный с ритма стук в груди, разбросала Егору чёлку на пробор и едва коснулась «третьего глаза». – Мы просто дружили или это уже была любовь?
– По-моему, любить начинаешь, когда понимаешь, что с тобой некто исключительный. Такой или такая, что вот только для тебя, и ты только для них.
– Мне мало было прикладывать свои ладони к твоему сердцу, – промурлыкала она. – Мне кажется, ты самый-самый-самый!
– Самый лучший? В чём? – Егор даже отстранился. – Так важно превосходить окружающих?
– Может, и так! – Катя щёлкнула его по носу и, спрыгнув с раскинутого дивана, нарочито громко прошлёпала босыми ступнями в душ.
Московская заря.

***

Наше бывшее…
Егор и Катя договорились – в прошлое глубоко не вникать. Каждый волен помнить, что заблагорассудится, ценить или нет бывших, встречаться ли со старыми друзьями – ведь это было ДО ТЕБЯ. Я так росла, а я так рос, и теперь срываем цветы, выросшие от других соков. Но Июлев знал, что… Да много чего знал – ведь тогда Инна, заметившая разговор жениха с какой-то школьницей, пробралась к выходу из концертного зала и там просто налетела на Катю: ах, вы познакомились с моим будущим мужем, да? А кто вы, а что, слушай, по-дружески, ты интересная, по кофейку?
– У неё спина располосована.
– Чего-о-о?
– Да что ты так изумляешься? Девочка в свои пятнадцать вполне сформировалась, так сказать, созрел персик. Ну и этому её художнику нравится подстёгивать подростка. Странно, но так.
Катя потом и не скрывала:
– Представляешь, сижу на истории, и такие сюжеты рассказывают… Возжелал одну – пошёл войной на город, взял в жёны. Надоела – в монастырь! А сам на другой город осадой, пока новую не отдадут. Ну и, конечно, хотелось петь и кричать: люди, со мной вчера такое было! Какая учёба, какие там дисциплины! Дожить бы до ночи!
А теперь Июлев днями отдыха сходил с ума, ожидая Катиного звонка, – перемывал посуду, чистил до блеска чайники, всё должно быть аккуратно и красиво, восемнадцать давно минуло, её большущие глаза неопределённого серо-голубого оттенка, пасмурное небо, но она так смеялась, так, словно лучики брызгали на открытые плечи, поглаживала себе талию и бёдра, и взгляд – скромница? – падал на полуоткрытую грудь.
Невыносимо.

***

– Знаешь ли, я с тобой не ради интима.
Июлев скрипнул зубами:
– А ради чего?
– Брось! Неужели не понимаешь? – Катя извлекла из сумочки здоровенный цилиндр с полушариями на концах – туалетная вода «Винд Патрон». А Егор ещё кипел раньше: «Подарили? Кто? Я не могу себе такие подарки позволить!» Извлекла, брызнула на ключицу… И:
– Серьёзно, ты хорош другим!
Впрочем, Егор и сам понимал, что часами слушать его новый черновик или любоваться дизайн-шаблоном, набросанным за несколько часов, замороченная на сексе просто не стала бы. Всё это ясно, и только саднило, горло перехватывало: «Кто тебе об Инне рассказывает?» Постой-ка…
Это ведь на дне рождения Евгения Вадимовича Катя появилась со своим любителем хлыстов и плёток, и Егор канул в её глубокие глаза, там, в Ори же, она вытерпела схватившие её выше левого локтя горячие руки Егора – горячие от алкоголя? от страсти? – и расцвела в улыбке вот этим своим загадочным светом, когда Июлев прошептал: «Бежим! Бежим немедленно!»
И парки запомнили пару сумасшедше смеявшихся, до утра бродивших, до солнца, и чего только не было, и все планы приезда в столицу родились там.
– Ты ходишь по грани, – говорила она.
– Ты словно ведун среди рабов Бога, умеющий нечто, скрытое от них, – и так говорила.
– Ты мой поводырь среди звёзд. Без тебя я просто захлебнулась бы земными соками. Тупо пропала бы, – признавалась Катя.
Егор расправлял плечи, и казалось – раскидываются крылья.

***

– Значит, Егорушка, у тебя обо мне ничего не болит?
– Нет, ничуть. Ну я, конечно, переживаю, волнуюсь, примут твою статью новую или нет, но страдать… У нас же всё отлично?
– Как бы тебе сказать… – Катя нахмурилась и словно что-то чертила на ладони изящным пальчиком. – Вот ты для меня самый-самый… Лучше всех… Я тобой горжусь! Ты такие красивые вещи дизайнишь и пишешь тоже, в этом же что-то общее есть, так? Выстраивание нагрузки, что ли, перераспределение центров значимости для всей композиции в целом… Гармоничное сочетание форм и размеров… Ну, в общем, так.
– А при чём тут дизайн? А-а-а… Ну да, ты моя красавица! Глаз радуется! Душа с тобой отдыхает… Правда! Эстетика, в общем, я понял.
– Вот да. Но я же состарюсь рано или поздно. Ты-то хоть всю жизнь будешь такие прекрасные вещи создавать, а я? Женщина в детях продляется. Красиво – некрасиво, то, что близко, вот что важно. Что родно. У тебя рука похолодела! – Катя приникла лобиком к ладони Егора.
– Я с тобой становлюсь словно благородным в чём-то… Разве это не связано? Благородство и родство? И ты у меня такая… аристократичная, что ли… Дети – да. Но у меня есть шанс ещё вырасти в Фонде. А сейчас я… Опасаюсь, в общем, что всё рухнет, – Егор оглаживал ей пальцы, так легко скользившие обычно по его плечам, когда…
– Мне кажется, Заказчик очень надолго в Кремле уселся. А вы же с Соболевым на себе всё тащите. Так что, пока вы придумываете нечто новое, вас танком не сдвинешь с вашего положения.
– То есть… Если я не потяну – содержать детей… Это же три-четыре года мне одному работать… – Егор сжал кулак. Её пальчики… Такие… хрупкие… нестойкие… Катя высвободила кисть из его руки.
– Потянешь. Я уверена. Ну, или надо как-то использовать Фонд в своих собственных целях.
Егор всматривался в её глаза, когда… И навстречу дышала Бездна.

***

Поезд метро мчал Егора от станции, в которую входили запросто, как в подземный переход, шли мимо попрошаек-беженцев, диких торговцев с копеечным товаром на раскладных столиках, мимо цветочных киосков и ларьков с дешёвыми книгами… Мелькали огни и вагоны поездов на встречно-параллельных путях. Егор, уже и не прислушиваясь к рокоту гитар в наушниках, никак не мог отвлечься от… Да от неё же, от неё! Она теперь всегда была рядом, призрачно, прислушиваясь к каждому его слову, и язык не поворачивался высказать обидку на некоторые долгие отсутствия, когда ждала встреч для интервью, когда дожидалась в своей редакции утверждения новых скандалёзных статей – их Егор прочитывал до запятой, до многоточия. Привнести в голый информатизм начатки чувственности и сопереживания посоветовал он: не Заказчику же пишешь, там вот информация, очищенная от субъективности, от личного взгляда – под материалами аналитических документов, даже и многостраничных, подписей не ставили. Конечно, хотелось добавить выходные данные, чтобы Заказчик знал работавших над выпусками хотя бы пофамильно. Ты что, прикинь, он тут обсуждает рост ВВП от торговли с белорусскими партнёрами, и – оп! Соболев, Июлев…
Но нет.
Патрон был против выпячивания кого-то одного. Фонд! И всё тут.
Катя мерещилась рядом даже в эти предутренние посиделки Егоров в ресторанчике на Третьяковской.
– Слушай, Константиныч, завтра выходной, давай я сейчас свою приглашу! Спит, конечно, но сделает исключение ради наших достижений!
И Катя сделала, и Егор, не сводивший глаз с любительницы «самого-самого», выдохнул – ни капли заигрывания с прямым начальником Георгием Константиновичем, ни лишней смешинки! Егор любовался её припухшей нижней губой – покусывала красную ткань, пожирая его распахнутыми глазами, выслушивая похвалы «самому адекватному дизайнеру»…
Они шлёпали босиком втроём по мостовой, свежепромытой поливальными машинами, майское утро провело их через Каменный мост к кинотеатру, где сладко пахло ванилью и шоколадом от соседней кондитерской фабрики, ммм, запе-вай! Ну конечно, «утро красит нежным светом стены древнего Кремля», и Егор вдруг выкрикнул: «Тихо! Смотрите – мы в песне!»
Стояли на подъёме к Красной площади. Розовели кирпичные стены и словно отсвечивали на булыжник мостовой лёгким сиянием. Сверкали кресты на церквах и переливались в лучах поднимавшегося солнца звёзды и орлы на шпилях башен. Воздух слегка волновался от нежного ветерка, целующего стены и купола Василия Блаженного. Играли солнечные зайчики в стёклах магазинов, глядевших на огромное пространство площади. Словно лучистый цветок раскрылся, выпустив из розового бутона изящество нерушимых стен.
– Запах зари, – вдохнул любитель лёгких линий и внушительно весомых шрифтов.
– Знаешь, Егор, зачем мы работаем? Для чего? – улыбнулся Георгий Константинович, философ двадцати пяти лет, Егору Геннадьевичу, дизайнеру двадцати семи. – Да чтобы по утрам вот здесь стояла такая божественная тишина.
Хрустально прозвенели куранты.

***

– Понимаешь, Егор… Самое главное, что твердит нам Патрон на летучках… Только между нами! Что до тех пор, пока народ, избиратель, не откроет в себе чувство ответственности за всё происходящее, можно будет сколь угодно долго продлять сроки правления Заказчика.
– Патернализм?
– Ну, если под этим понимать ожидания народа-сына от правителя-отца, то да. Вот коммунисты говорят: «Нас зомбируют, развращают, насаждают чуждые ценности». Я смеялся. Пока не увидел этот фильм. Ну тот, в котором говорят: «Не мы такие, жизнь такая!» Вот-вот-вот! Кто-то где-то там делает жизнь, а они к ней подстраиваются. Пока это есть, ими можно играть, как куклами! Что ни придумай, всё съедят без остатка.
– Это хорошо, что вы всё вот это так видите! Только народ что вам скажет? Опять мы плохие, царь добрый, бояре казну расхищают, где правда? Про депутатов что говорят? Слуги народа, а катаются у людей на горбу. Это ещё надо понять, что пока рвутся во власть, чтобы удовлетворить свой вечный тёмный инстинкт, и ни за чем более. Наказы избирателей так называемые – на это смотрят-то как на просьбы детей Деду Морозу. Нихтденьген!
– Знаешь, Геннадьич, я пришёл в Фонд студентом, так горел, хотелось строить страну… Если даже не что-то абсолютно новое, то хотя бы улучшить то, что есть. А потом привели Заказчика на трон. Он круто взял, проблемы решает, нет слов. Но что-то в этом всём странное… Подвох какой-то… Кажется, что Патрон прав. Питерские в Кремле прочно уселись.
– Статистики надо мной смеются… Дескать, вы же с Урала, потеснили вас, зачем помогаете чужой тусовке?
– Да плюнь на них! Я из Сибири, и что? Тупая местечковость. Правит мафия, воду выпили евреи, родина ждёт героев, а бабы рожают дураков! Самое простое объяснение – самая глобальная ложь! Поехали?
– Ага, по домам.

***

– А ещё говорят, один в поле не воин!
– Воин везде воин, – вполне так серьёзно пожал Июлев ладонь Патрону. – Особенно в Смысловом Поле. Нет, не ошибся, не в информационном. В смысловом, по Юнгу. У меня-то в запасе – да, Юнг и Ницше.
Чокались бокалами с шампанским, Июлев взвешивал на ладони конверт с премией, ну дела, и Июлев таблетками валерьяны заглатывал тревогу, потому что любовь всесильна, потому что Катя просит распечатку файла по Чечне. Дескать, славные бойцы утихающего Кавказского фронта подготовили им двоим путь отхода хоть в Швейцарию, лишь бы узнать, что наговорили Заказчику советники из Фонда.
Июлев пил, перешли на красное вино и коньяк. Как потом сказали, после пятой рюмки коньяка он схватил Соболева за шею: «Где я возьму вторую, как она? Где? Такие встречи раз в жизни!» Никто не понял, но Света прошептала якобы: «Не трогайте, нервный срыв от стресса!» А Июлев уже кричал в отделе статистики: «Вы, золотая молодёжь! Вас откуда сюда занесло? Папочки-мамочки за ручку привели? Ко мне очередь в Ори стояла за дизайном и копиями документов, я сам, всему сам выучился, сюда руки привели, и только они! И текст, да, про деспотию текст, чёрт с вами!» Чуть не падающего уложили на раскладушку в секретариате.
Соболев уже дописал материал по Украине и тряс тёзку: «Егорушка, блин, вставай! Все что-то перепили, коньяк адский, вставай, международье ждёт!»
Президент Украины ждал факса. На Майдане уже ставили палатки.
Палатки ставили, а решения советников Заказчика по кризису так и не было.

***

Нет, отпуск ему дали, а как же! Только… Две недели, Егор, уложишься? Зубы? Починить в Ори зубы по провинциальным расценкам? Успеешь? Ну звони! Успел? Всего-то три недели прошло, без тебя зашились просто, другой дизайн не принимают, и всё тут.
Среди ста сорока миллионов не нашлось никого другого такого же. Понимаете?
Отпуск, отпуск, если бы как психологам, два раза в год, по шесть недель, не-дель не-дел…
– Егорушка, я понимаю. Только, прости, я даже не пытаюсь рекламировать тебя в наших кругах. Ну как… Ваш фондик так и называют: «фондик». Никто не верит, что вы что-то полезное для страны делаете. Всё больше газеты и журналы зачищаете в пользу Заказчика. Нам вот аренду подняли. Слушай, может, подружим нашу газету с вашим Патроном? – ластилась Катя.
Неделя.
Утром писали про события ночных временных поясов. Днём – про события утра и ожидания ближайших дней. Вечером – итоги событий в медиапространстве центральной полосы России и Урала. Ближе к выходным – недельные результаты и прогнозы.
Егор потерялся во времени.
Текли новости, текли чьи-то рассуждения, резко, рублено звучали заявления и решения, жизнь поворачивала в новый изгиб русла.
Новый изгиб. Новые перегибы.
Остатки коммунистической России в несколько голосов твердили о грядущем безвременье. Дескать, затянется эта власть удавкой на горле страны, не вздохнуть, не то что гимны расцвету и росту петь… Дескать, пара идеалистов хочет как лучше, но Ленин тоже много хотел, пока не пришли люди во френчах.
– Какое безвременье, о чём это вообще? – Егор тряс свежей распечаткой перед носом зависшего над яичницей Константиновича. – Время – когда о нём говорят в политическом смысле, то обычно имеют в виду «чьё», чьё время! Имеют в виду эпоху, эру. Ренессанс, Реставрация, Войны Роз, эра Сталина, эпоха Гитлера, в конце концов. Смута, Семибоярщина. Так ведь грядёт время нового культа сильной личности, решающей, что делать массам, и зарабатывающей на этом бешеные деньги, вообще блага, сумасшедшие блага. Время нашего Заказчика. Это очень интересное время будет, с некоторых точек зрения, уж поверь мне, Георгий. Почему? Потому что он и правда Заказчик, в этом его суть. И его друзья, клан Заказа. У них нет своей программы действий, но есть фонды, центры анализа и планирования, которые изучат любой вопрос, только закажи задачу. И править страной, а то и миром, будут наши тихие и скромные интеллигенты, никому не известные, но способные взлететь над страной, и обозреть её всю, и создать для Заказчиков новые жизненные теории вместо коммунизма, перестройки, дикарского ельцинизма… Почему без-временье-то, что за глупость? Время тихих умных. Время неизвестных. И только им будет ведомо, кто вынес Заказчика из массы таких же незнаемых людей, а то и господ.
– А кого ты называешь господами? Надеюсь, не этих… Арестократов… – Георгий намешал… а, да, последнюю на сегодня… дозу кофе.
– Пришла пора аристо становиться аресто! Заказчику просто придётся показать зубы ещё и ещё раз, одного Осиновского мало, надо доказать, что никаких олигархических влияний новая власть не потерпит в принципе. Только придётся молчать о реальных олигархах, тех, кто его привёл и ждёт от него госзаказов. А там как пойдёт! – горячился дизайнер, подтверждая свои выкладки невидимыми линиями в воздухе и на столешнице.
– Вот что, Егор. Откуда ты всё это берешь, не пойму. Собственные рассуждения? Давай так! С ребёнком вы, надеюсь, не спешите? Не надо. На бюджет тебя уже не продвинем, но за умеренную плату в универ устроим. Учись, прости, переучивайся, если не хочешь всю жизнь за дизайном горбатиться, и я тебя возьму в отдел, да как выйдет там! Новая эра грозит неожиданностями. У Заказчика личный фактор очень, очень силён. Клан Заказа, как ты говоришь, мечтает его своим рупором сделать, ты прав. Заметил? О них всё меньше и меньше новостей, зачищаются газетки, да. Слушай, насчёт твоей просьбы… Завтра Патрон в 16.15 вернётся с заседания в Администрации и до 16.30 будет у себя. Чем могу…

***

– Аж мурашки! – провела Катя ладонью по предплечью. Это от «Одного из этих дней» «Пинк Флойд» – гитара хохотала, выла пургой, рыдала ветром, или в шторм лодка боролась с волнами под грохот грозы? На окружном звуке тягучий звон струн вламывался в сознание, врывался, вползал, стоная и скрежеща… – Просто в душе прямо беснуется!
Они не ходили ни в кино, ни в театры. Да, бывали в гостях, но переутомившийся Егор после бокала вина или чашки кофе с коньяком умолкал, слушал беседы рассеянно, глаза смыкались, осень вышла чудовищной, он стал терять линии событий, где что взорвали, а где перед баррикадами жгли покрышки, всё это кричало и рвалось куда-то под сердце, глухим ропотом копилось, и он несколько раз не выдержал:
– Какой тебе дом?
– Одноэтажный пойдёт. Можно даже вместо машины байк взять, я согласна.
– Ты думаешь, я заработаю на дом?
– Думаю, тебя повысят. Невозможно так ухлёстываться постоянно. Даже если дополнительно кого-то возьмут – у тебя уже опыт уникальный!
– Домовину мне вместо дома соберут!
Егор глядел в зеркало: когда-то голубейшие белки покрылись кровавой сеткой, а на визит к окулисту расходов он не предусмотрел.

***

– Где я рожу, там будет Родина. Родина моих детей. А историческому месту рождения предков я не нужна, – Катя сквозь сощуренные глаза вот так смотрит, как из танка стрелок, и затягивается «Винстоном» – синий орёл на белом поле.
Егор молчит. А что сказать?.. А, вот:
– В таком случае спасибо этой земле, что приютила, но планета мне чужая. Я хочу на своё историческое небо.
– А, ну да, ты же у нас Мечтатель, да ещё и с Ориона! – и прыснула… слезами.
– Что ты, милая? – Егор всеми своими ветвями к ней, но Катя поникла, а вот вырывается:
– Что мне дала ваша родина, кроме насмешек всё детство: еврейская шлёндра? Я ваших мужиков ненавижу, борщи поганые! Ах, девочка, ах, лучшая во Вселенной, и скорее своих удавов совать! Ты один не тронул, но пытался же, что остановило-то только?
Больно.
Вот теперь – больно.
Будто смотришь, как рушится с неба Ангел.

***

– Проходите, присаживайтесь. На чашку кофе время есть?
Егор не сводил с Патрона глаз, начал говорить и запнулся:
– На чтобы… Нет, почему же?.. Есть!
– Я слышал, вы сами пишете что-то, и не просто пишете. В Ори это вы запустили проект «Странные Люди»? – Патрон улыбнулся. – Когда только успеваете? Как к Светлане иду – вы в своей кабинке за монитором безвылазно.
– Ну да, я… В отпуске же был. Успели напечатать. Три книжки. Друзья, конечно, – Егор силился улыбнуться, но скулы сводило, и пересохший язык заплетался. – Как сказал в областном комитете по печати, что у вас работаю, – сразу решили взаимозачёт провести с типографией. А вот печатники спросили: «Москвич?» – и напортачили. Решаем, перепечатывать или нет.
– «Странные Люди»… Вообще, концептуально. Я так понимаю, это что-то из Моррисона? Люди странны, когда странствуют… С другой стороны, чем странны? Фрики, как модно говорить? Бог ведь сотворил нас по образу и подобию Своему, странности не от Него, думаю… Не находите? Тут речь о концепции жизненного пути верующих, а не просто о причудах. Если о Пути, то вы с кем? С подвижниками или с праведниками?
– Я выбираю подвижников. Может, в рай и не попадут, и не сядут одесную Господа, но историю склонят в нужную сторону. Подвижник сродни ангелу. Плану Творца служит, а Он хочет, чтобы мы преобразились в Воинов Света. А праведник что? Праведник просто следует предписанным правилам. Тоже исполнитель Воли, только послушный донельзя. Ни влево, ни вправо, не вздумай самостоятельно решать.
Патрон покрутил в руках опустевшую чашку:
– Мне ведь всё-таки передали про авторство идеи о Форуме. Как вы видите Путь Заказчика? В обществе ведь силён запрос на образ всезнающего разведчика. Всезнайка всевидящий. Бог и царь в одном лице. Россия монархична по своей сути. До сих пор. Рюриковичи, Романовы, Сталин. Теперь вот он, наш клиент.
– Вы хотите сказать, что мы выполняем общественный заказ?
– Ну, с одной стороны, что хотите в большинстве своём, то и получайте. С другой стороны, народ не учит, как жить. Народ ждёт учителей. Поводырь нужен. И вот здесь надо выстроить баланс между требованиями эпохи и личными желаниями Заказчика, а они есть, у него и его друзей, понимаете? Когда они подчинят себе все силовые структуры, волнения станут невозможны. Идеальная ситуация, конечно. Многое зависит от первых ходов. Кавказ, война, мафия. Чечня, покой и замирение. Не согласны?
Что-то невидимое навалилось на шею и гнуло, гнуло. Егор попытался выпрямиться, но позвоночник пронзило молнией.
– Ну, к делу. У лидеров Чечни непомерные аппетиты. И либо они отхватят от российского пирога наибольший кусок, как самые буйные, либо их же народ их и осадит, если наберётся смелости, что вряд ли, поскольку – Ахмат, Ахмат, Ахмат, кругом Ахмат. Им подробности нужны: верить Заказчику или нет? Сдержит обещания или после примирения со всеми и покончит? Хотят получить данные – пусть получают. Мы готовы. А вы?
Звенело в ушах, и сполохи светов перед глазами – словно чёрные и белые крылья мелькали. «Кто победит?– пробормотал про себя Егор. – А победят те, с кем буду я».
– Что? Готовы?
– Полностью! – улыбнулся Егор, и сумрак в кабинете озарился светом фар с улицы.

***

Катя: – Уже 16.28, пора, пора, понимаю, ещё несколько вопросов – и всё. Извините, а кто вы по образованию?
Патрон: – Историк.
Катя: – Политология в основном наука современная и о современности же. История как знание о прошедшем сильно помогает?
Патрон: – Некоторые политические ситуации повторяются на протяжении всего развития человечества, те же комбинации и ходы. Это особо интересно, здесь стык с социальной психологией. Иногда кажется, что повторяются целые циклы событий. Но ещё Платон говорил, что нами движут Принципы из мира Идей. Многое сегодня заимствовано из прошлого.
Катя: – Вам как человеку, сделавшему себя, приятно быть советником вашего Заказчика?
Патрон: – Кому-то кажется высоким место, которое для других презренно. Вот вы гордитесь своей работой?
Катя: – Когда как. Иногда приятно представлять такое солидное издание. Иногда стыдно быть сотрудницей организации, которая отошла от рук человека, сбежавшего за границу.
Патрон: – Может настать день, когда вы будете заказчицей наших скромных услуг. Я же вот начинал с заметок в студенческой газете и с организации идейных кружков, хоть при Советах это и было подсудно. Что с того?
Катя: – Спасибо за беседу.
Патрон: – Подождите, я вот вам чаю с мёдом принесу!
Катя: – Егор, алло! Всё получилось! Он мне чай пошёл делать, я вообще на седьмом небе!
Егор: – Хорошо. Я вижу, он тут, у кухни, растерянно-счастливый. С твоей красотой ещё и не такого очаруешь! Всё, конец связи, он в кабинет возвращается.

ИСТОРИЯ: КОРНИ

***

– Егор, привет. Не мешаю? Ты на работе или…? – Ильдара узнал по номеру – циферки на дисплее, код дружбы.
– По улице иду, из перехода вышел. Купил только что кассету Осборна, «Оззмозис», там эта песенка, помнишь: «Нет ничего невозможного, я просто жду тебя»? В тему так, надеюсь. Дом у нас с Катей будет! Нет, продавать я никого не собираюсь, Георгий сказал: «Вероятно повышение!»
– Я вот об этом и хотел спросить. Ты её любишь за что-то или вообще? Она для тебя дом, или вы с ней про Дом говорите как Дом касты, зодиака, сословия, родословной, династии, что ли?
– Это да, хороший вопрос! Ты же знаешь, я так смотрю, что любить – значит признавать исключительность, наибольшую важность, выделять из всех интересующих. Мы же любим качества, достоинства. Ну то, что достойно в нашей системе ценностей. А любить вообще – это подростково так, смех один.
– То есть ты отдаёшь себе отчёт, что есть в ней нечто, достойное твоей любви. А что это?
– Э-эм… Красота. Понимаю, что красота – это абстрактно, да и она чаще всего в глазах видящего. Ум. Грация. Она же в танцевальном кружке занималась.
– Ты же понимаешь, что женская красота преходяща. Я помню твои взгляды. Красивый человек производит впечатление благородного, лучшей крови. Соответственно, дети в него. Ну родит она, а потом что?
– Думаю, она будет хорошей матерью.
– В этом я как раз не сомневаюсь. Но просто… Ты от неё млеешь, а она же – ветер! Ты огонь, да, она разжигает твоё пламя, извини за цитату, но она же в любой момент – ффух! – и понесло в ещё неведомое.
– Она говорит, что я сама стабильность. И рост. Что я для неё мировое дерево с множеством вселенных в ветвях…
– Вот вы двое сочинителей… Короче. То, что между вами есть, – это обычное между женщиной и мужчиной, как Библия говорит. А вот что в вас необычного? Ага, я об этом. Круто дизайнить ты и в журналах сможешь. Высокий пост занять – министерства есть. А вот допуск к файлам…
– Да-да, я сейчас приду и скажу: «Сударыня, вот бумаги кардинала Ришелье! Доставьте их королеве!»
– Хорошо, что настроение хорошее. Но ты это… Знаешь, подумай.
Оззи протянул: «Я не тот, кто ты думаешь!» Егор замер.
Катя не та? Не судьба?
«Я просто жду!» – подпел Егор, а вот и дверь, вот и ключи, вот и Катюша спит. На экране ноутбука: «…студент Одесского института».
«Теперь вы становитесь частью моей биографии, Патрон!» – прошептал Егор.

***

«Обычное? А что обычное? Эротика – два ротика? Так это топливо, энергия для отношений. А из неё вырастают этика, эстетика и экзистенция. То есть хорошо-плохо, красиво-страшно и приемлемо-невозможно. Понимаешь? Отсюда всё. И штука-то в том, что хочется – не хочется потому, что всё ещё считаешь красивой, да просто милой, и есть место в жизни для неё, и замуты твои с ней никому не мешают и не вредят! А вот если та же красота перестала быть исключительной, для тебя, конечно, или потянуло вдруг на те самые свинцовые мерзости русской жизни, по Горькому, если глобальные отношения к Богу, смерти, тайне жизни вдруг разниться стали, – привет, тоска! Сложно? Нет? Вот и мне кажется, что многое проясняется. Это не я придумал, это у Кьеркегора было. Я вдруг вспомнил всё это применительно к любви, а у него любое полное смысла событие на этих трёх началах стояло».
Егор занёс курсор над кнопкой «Отправить письмо» и… Тайна жизни в России…
Мурашки. От пят до затылка.
Словно какие-то жаркие волны по телу заходили. Перед глазами вспышки.
Будто выглянул за небо, стеклянное, хрупкое…
Спать невозможно.

***

– Она, Света-то, вызвала меня и говорит: «Егор, у тебя проблем со здоровьем нет? Ты весь бледный, глаза как у вампира. Стресс? Перерабатываешь? Ну, давай придумаем что-то. Давай так. С нового года ты будешь отвечать за новые дизайнерские разработки, да, полноценное повышение. Только работать тогда с девяти до шести, но без переработок, идёт? Ты нам ещё пригодишься!» Конечно, я согласился, только попросился в ещё один отпуск, а она: «Катя твоя? Заподозрила что-то? Я же говорила, на переработку линейки инициатив клюнут, доложили, что копия из «Комми» в Госдеп уплыла, ну и великолепно! Кушайте и не обляпайтесь, как говорится». Но это же Катя! Катенька! С восьмого класса её ждал. Скажут: дурак, валил бы в Швейцарию, да с любимой, да с деньжищами. Но я прикусил губу, аж в голову отдало острым чем-то, и говорю Свете: «Она хочет большего. Полную копию планов по Ичкерии». Понимаешь, Ильдар? Я дурак, да, но Родина! Народ мой, мы же отвечаем каждый своей головой друг перед другом, иначе зачем это всё? Зачем отцы и дети, зачем Фёдор Михайлович страдал, зачем, не смейся, зачем Бердяев твердил: «Жить по собственным ценностям, подтверждённым всем нашим опытом»?! Вот что такое боль, а не ссаное одиночество, в котором, кроме гордыни и нежелания делиться с другими, нет ничего! Я, может, сердцем надорвусь без Кати, ну и пофиг! Заказчик? Заказчики рано или поздно меняются и перестают приходить именно к тебе, а вот ты, Константинович, Святослав Геннадьевич – вот это всё остается!
– Ты с сотового говоришь?
– Нет, с междугородки. Сотовый отслушивают.
– Я не могу тебя учить. Слушай, а можешь бросить всё и просто вернуться? Уж тебя-то Святослав здесь пристроит, и на виду будешь, из Ичкерии не дотянутся, и мы с тобой…
– Прости, дружище, не могу, я больше на такой верх нигде не поднимусь. И меня в Ори ненавидеть просто будут коллеги – из грязи в князи. Как пить дать, прохода не будет.
– Но вариант с дезинформацией Кати и её контактов… Это же мука какая для тебя!
– Прости, расчувствовался. Надо пройти через этот вариант. Надо. Не ради Заказчика. Ради совести своей!
Июлев повесил трубку, не веря собственным словам.

***
Они позвонили на сотовый сами, всем коллективом секретариата редакции газеты «Орь утром»: как ты, Егор? Ильдар сказал, собираешься обратно. Редактор только тебя и вспоминает на разборе очередного номера, новые дизайнеры злятся: дескать, наделал такого, что сверх стандартов и нормы, теперь не повторишь за ним ни живописно, ни в сроки не уложишься, москвич новоявленный, нас на колбасу променял. И только Евгений Вадимович поинтересовался: мол, опять в одну втрескался и ни шагу влево-вправо? Хех, откуда знаем? Бывшая твоя в редакцию заметки о столичном спорте присылает, чтоб на региональные новости не замыкались. Говорит, я ему эту Катю не прощу, за ней отсюда дружба с кавказцами тянется. По её россказням выходит, что Кате со школы некий благодетель внимание пристальное уделяет. Как её Егорка ради Инны бросил, так и понеслась вразнос. Ты там чего, вообще с орьчанами не общаешься, новостей не знаешь? Оторвался от народа? Правду, что ли, говорят, Москва – город холодный и жёсткий? Ну ладно, приезжай, если что. Помним, любим, пока-пока.

***

Егор вошёл, тихо прикрыв дверь, и вдруг понял, что в комнате горит лампа.
Катя сидела на кровати, подобрав ноги, подтянув колени, положив на них голову. И глаза! Глаза сверкали – то ли от ярости, то ли в слезах…
– Что-то случилось? – Егор застыл, опасаясь почему-то приближаться.
– Мама твоя, Егорушка, меня осаждает звонками. Когда свадьба, когда дети? Я что, корова, рожающая по свистку? Квартиру, Егор, нам надо квартиру! И тогда будут и дети, будет и уют, и всё будет по-нашему!
– Ты ужинала? Я пельмени купил. Супермаркет круглосуточно теперь.
– Егор, ты меня вообще слышишь?
– Я сейчас! – Июлев закрылся на кухне.
Да, мама, поговорить надо, Катя у меня, да. Понимаешь, мам, не всё так просто. Мне надо какую-то профессию для подстраховки получить, вот именно, мам, не понимаешь. Интернет развивается, в конце концов, издания туда уйдут, и останусь я у разбитого корыта. Курсы, мама, денег стоят, а я хочу психологом стать, времена нервные, спрос долго будет. Я понимаю, что ты хочешь внуков, но Катя мне пока ещё не жена, не надо давить на неё, не надо, мама, я говорю, не надо! Мама! Кто меня на Инне женил? Вот и всё! Одного вмешательства мне хватило! Папу дай! Привет. Привет, говорю. Работаешь? Как – нет? А мама говорит, вы при деньгах… Что? Долги? Сколько? Чёрт возьми, почему вы молчали? Что в порядке? Что вы все со мной делаете?!
Егор уже замахнулся трубкой, чтобы расчертачить об стену, но Катя:
– Егорка, идём спать. Утром всё решишь. Идём, усталыш мой…

***

– Евгений Вадимович? Привет, это я, Катя.
– Привет-привет, недавно тебя вспоминал. Богатой будешь!
– Если Егор не сдурит, то буду. Я что хотела спросить… Ты Егору не рассказывал про мои встречи с этим моим? Я твою квартиру навек запомню! Запах тысячи женщин, от него одного голова кругом…
– Нет, с чего бы я тебя сдал?
– Ну, мало ли? Мужская солидарность и всё такое.
– С кем солидарность? С Егоркой? Егорий свою тыкалку узлом завязал. Хоть бы раз кого привёл, пока здесь был. Ни себе, ни товарищам. Хотя и без него дурищ находил и нахожу.
– Надеюсь, ты меня к этим дурищам не относишь?
– Да Бог с тобой, Катюша, ты у нас реактивная девушка, хе-хе… Как там с Егорием – срослось? В цель хоть попадает? Хо-хо… Про него вообще тут говорили, что вяловатый паренёк…
– Это мне всё равно, мы, Катюши, – мобильные установки, понимаешь, о чём я? Мне главное, чтобы не ляпнули, что мой Святославу напел Егора с политконсультантами московскими свести.
– А некому, кроме Святослава, вспоминать. Тем более, он не в курса́х насчёт тебя, что ты есть вообще. Инна здесь объявлялась, знаешь? Вот она тут похвалялась, да, что подноготную твою знает. Но что твой этот… как его… нохчи? Про это всё молчок.
– Ладно, успокоил. Говорят, Ильдар к вам в редакцию забредает по старой памяти?
– Он тоже тебе чем-то мешает?
– Без подробностей вообще.
– Твой говорил, что ты тут симпатявыми неформалами увлекалась, но чтобы до такой степени…
– До какой? Это всё было до Егора. Вадимович, уж ты-то не подкалывай!
– Да очень надо!
– Ну всё, пока-пока. Пришлю почтой графический планшет, как обещала. Пока.
Начальник службы охраны выключил магнитофон. И:
– Это всё, что удалось записать такого, привлекающего внимание. Что с вами, Егор Геннадьич? Эй, ребята! Валидол у кого есть?!

***

– Да, Егорша, я слушаю! – прошуршало в трубке.
– Константинович, встретиться надо. Мне одна идея покоя не даёт. Я тут смотрел новости местные с собрания Союза писателей Москвы, и меня поразило кое-что. Если бы твердили: «Небо голубое, вода мокрая – всё плохо», было бы ровно то же.
– Не понимаю, о чём ты. Правда.
– Есть у нас один авторитетный писатель… Ага, уже смешно. И вот он, приглашённый гостем и наблюдателем на этот слёт, выходит на трибуну и говорит: «Я не понимаю, как можно ненавидеть и презирать свой город, и больше – свою страну? Это же всё равно, что пренебрегать своей матерью!» Я не понимаю, честно, над чем тут голову ломать. О ком идёт речь, скажи мне вот ты, а то вдруг я совсем с ума сошёл?
– О славянофилах и западниках. Точнее, о русофобах.
– Вот! Ты делаешь ту же почти ошибку! Славяно-филы, но русо-фобы. Русские – нация, в которую вплетено множество этносов, так? Славяне включены в русскую нацию, так? Но знака равенства между двумя именами народов ставить нельзя! Почему? А вот сейчас я начну говорить очевидные вещи, которые считаются крамолой! Потому, что русские – потомки варягов! Даже если это полукровки – славяне-датчане, славяне-норвежцы! Ва-ря-ги! Всё! Во времена Рюрика славянофилы и были русофобами, поскольку боялись буйной варяжской дружины, крутейших воинов, как раз и смотревших свысока на ремесленников, пахарей и прочих грибников! Понимаешь, западник – проваряжской ориентации, заточен на выдающиеся личностные качества, на исключительность талантов, способностей, умений! А славянофил – всё тот же коллективист, общинец, соборянин, как они ещё себя называют. Примирение наступает только в точке соединения Западной и Восточной Европы, граничащей с мусульманами и огнепоклонниками! В евразийстве! И я так вижу, что кто-то из-за пределов Фонда, повторяющего во многом идеи космополитов, известно-кому-родных, предлагает другую идею! Евразия против Атлантиды! Мне кажется, они-то Фонд и вытесняют. У них нет программы внутренней политики, они, как те же самые варяги, обречены своим мировоззрением готовить военный, силовой оплот России и её дружественных соседей. Рюриковичи вообще решали проблему укрупнения территорий под князем всея Руси. Романовых интересовало уже другое – обустройство этих территорий. И это просто другая история!
– Ты хочешь сказать, что Романовы и Рюриковичи…
– Я хочу сказать, что Рюриковичи-варяги и Романовы-домоустроители никак не поделят сферы ответственности.
Георгий Константинович вот так вот повёл левой рукой с трубкой, правой потирая лоб, потом вот так и вот этак, но шок не проходил.
– Ты хочешь сказать, Егор…
– Я хочу сказать, что Бог нас оставил, и никакого Дома нам уже не будет!
Гукало и пикало.
Егор Июлев оборвал связь.

***

Мама, алло! Мама, мне кажется, у меня предынфарктное состояние, я четыре ночи уже не сплю, мама! Позвонить? Кому? А они нам родственники? Что ж ты молчала, мама? Ну пусть! И что? Они отвезут к врачу? Мама, сколько вы должны? Мне платить врачу или вам переслать, я ничего не понимаю, ма-ма!
Егор вывалился из подъезда. Из подъехавшей малолитражки советского ещё производства водитель помахал. И правда, за мной.
– Плохо? Совсем плохо? Молчи, силы экономь! Не спал? То дома… Ехать далеко, прикорни, хоть полчаса поспишь…
Плыли перед глазами автобусные остановки, сентябрь, у всех включены фары, света слева и справа, света в глаза, что?
Рекламный щит. И на громадном полотне шрифтом из игры: «Фараон, где золото Ориона?»
– Орион эт чё? Созвездие? А какое у него золото может быть? Ой, извини, спи! – водитель сосредоточенно вцепился в руль, четыре полосы, но рискни перестроиться – получишь в бочину!
– Орион – место зарождения жизни в разных религиях. Небесная родина наша…
– В смысле, мы инопланетяне? Все или только избранные?
Егор вздрогнул – новый щит в глаза: «Фараон – неизбежный исход!»
– А сколько мне готовить врачу?
– Сто мне, двести ему.
– Круто, – прошептал Егор. – Золото Ориона…
– Что говоришь?
– Я говорю, остановите! Вон там работа моя. Зайду туда за деньгами. И отгул надо взять…
– Билеты бери!
У Егора расширились глаза:
– В Швейцарию?
– На Орион! В Орь, конечно!
Егор прихлопнул за собой дверцу авто.

***

– Егор, всё в порядке? – вскинула глаза Карина.
– Мне в Орь надо, срочно! Сможешь нашу бронь на билеты использовать? – Егор уцепился за столешницу – не падать, всё плывёт!
– О, Егор, привет! – Света вырулила из кабинета спецов по персоналу. – А я ищу твой городской номер, сотовый молчит, идём-ка!
В стекляшке своей приспустила жалюзи.
– Садись за мой комп. Открой папку «Патрон». Читай файл. Только предупреждаю: ты, я, он и Заказчик. Четверо будут знать. Прочитай и подумай, как это подать.
«Возможные сценарии продления срока управления… Финансирование… Поддержка правящих династий… Интересы долгосрочных инвесторов… Заключение: рекомендации на 8-летний срок».
– Горе патронам, в обойму не вложенным, – прошептал Егор, меняя раскладку страницы, вызывая панель шрифтов и эффектов. Замер:
– Копия есть?
– Я себе сохранила на шифрованную дискету.
– Тогда вот так! – Егор побежал по тексту, удаляя фразы, переиначивая в маркированный список.
Пузыри, значит? Так вот же вам! И возле списка появилось облачко с самым негативным ожиданием.
– Ты Мастер, Егорушка, с большой буквы! Проси, чего хочешь сейчас.
– Мне бы в отпуск, в Орь, на неделю, деньги родителям отвезти…
– Ты уже три отпуска брал по три дня, что с тобой? Здоровье? Или пьёшь?
– В Орь, в Орь, только в Орь! – замахал Егор и выбежал, свалив компьютерное кресло, задев стопку документов небесной расцветки.
Он бежал к станции «Полянка», мимо «Президент-отеля», мимо обменников, мимо офиса «Билайна» с пчёлкой на вывеске и шептал: «Тайна жизни России, Патрон готовит вечный трон, фараон отплывает на Орион, молчать про Орь, молчать…» И с топотом сбежал под землю, чуть не сбив кого-то в форме, прокричавшего: «Эй, ты у меня сейчас постоянным клиентом станешь!»
Просто прыгнул в разверстые двери поезда.

***

Егор кружил по веткам метро. Так она до сих пор налево ложится, не может быть, на кого оглядываться? Иноплеменные лица, в Москве? И что? «Следить может любой», – сотовый Егор ещё утром разобрал и спустил в разных подъездах в мусоропровод по частям. «Вот те вон двое, присмотрись!»
Он ещё не знал, что файлы с невероятными планами замирения уже распечатывали в Ичкерии прямо сейчас, что Катя уже летела в Швейцарию, а его после нечаянного бардака в кабинете Светы искали российские силовики по всем станциям, вокзалам и остановкам…
Ильдар обрывал по редакционной междугородке телефоны столичных знакомых: кто видел Егора? И жена его, онемевшая было («Июлев пропал с радаров!»), спохватилась и трезвонила в больницы с аппарата Святослава Геннадьевича, по другой линии проверявшего заведения правопорядка. Нет, изощрённый ум Июлева должен найти Путь, пусть и экстравагантный, но только свой выход!
А Июлев выскочил из перехода на Красной Пресне недалеко от неврологической клиники, выскочил прямо на странных двоих, открывших рты и тотчас же спросивших друг друга: «Ну вот он, и что теперь?»
Егор, смеясь, оглядел их: переодетые? Что ж не ловите? Он смахнул слёзы и обернулся на слово «преемник». Из магазина телетехники, из огромной рекламной плазменной панели в углублённой нише в стене доносилось: «Преемник предложил, и Дума большинством голосов приняла законопроект об отмене прямых выборов губернаторов и о введении практики назначения менеджеров городов вместо их избрания горожанами».
– Что я вытащил на этот свет? – прошептал Июлев.
Бросился на другую сторону улицы под визг тормозов и мерцание фар, следующий перекрёсток – горел зелёный. Егор ступил на зебру – зажёгся красный. Отступил – зелёный. Вперёд – красный.
– Издеваетесь, значит? – прошептал невзрачный худыш в утробе мегаполиса. – Загоняете, значит, как зверя? Ты думал, значит, это свет в конце тоннеля?!
Он успел услышать, как из подъезжающей легковушки в мегафон прокричали: «Июлев, остановитесь, вам ничего не угрожает!» – и шагнул прямо на свет фар несшейся без ума многоколёсной фуры.