Как обычно, большинство – женщины, молодёжь. Вдруг симпатичная девушка встала и обратилась к нему: «Садитесь, пожалуйста». Мужчина растерялся, провёл рукой по волосам, смущённо улыбнулся: «Ну, раз вы так считаете…». Сел на её место. Несколько раз оглядывался на девушку, то ли что-то спросить хотел, то ли примеривался к ней в чём-то. Потом, встретив мой взгляд, не выдержал:
– Как мы льстим себе: мне кажется, что я, как Карлсон, «умный, в меру упитанный мужчина в расцвете лет», она молодая, привлекательная, как раз для меня, а вот я для неё, оказывается, старик. Обидно.
– Да, – согласилась я. – Вы в самом соку, кровь с молоком, а я, считающая себя ещё очень даже ничего, для вас, увы, бабуля. Обидно.
УГОМОН ЕГО ВОЗЬМИ
Ночь, двенадцать часов. Напротив большого, в пять этажей дома сидят на вязаной кофте, расстеленной на газоне, бабушка с мальчиком лет пяти. Она напряжённо смотрит вверх. Свет в одном из окон то загорается, то гаснет, то перемещается в другую комнату.
– Бабушка, мы скоро пойдём домой? Я хочу спать.
– Подожди, внучек, не угомонился ещё папка-то. Видишь, свет мечется. Прикорни пока здесь чуток.
Мальчонка клубочком свернулся на коленях у бабушки. Она прижала его к себе, согревая руками. Глаза же тревожно и неотступно следили за окном на третьем этаже. Порой она приподнималась, словно видела что-то, ведомое только ей. Тяжело вздыхала. Крестилась:
– Господи, пошли сон-угомон на раба Божия Николая, как укрощаешь грозу, ветер и воду, так успокой и раба Божия Николая...
Свет в окне перестал метаться. Его сменил слабый огонёк светильника. Через некоторое время открылся балкон, печальный, усталый женский голос позвал:
– Мама, идём, уснул.
– Слава тебе, Господи, – перекрестилась женщина. Осторожно коснулась мальчика:
– Пойдём, Егорушка, домой.
Две фигурки: одна сухонькая, горестно сгорбленная, другая маленькая, съёжившаяся от холода, – побрели к подъезду.
ОТ «А» ДО «Я»
– Да, моя ласточка, – парень, услышав знакомый звонок, заулыбался и поднёс сотовый телефон к уху.
– Может быть, она и была там, но я её не видел. Кошечка моя, кто тебе такое наговорил?
– Заинька, послушай, она мне не нужна. У меня есть ты.
– Ну, что ты, как сорока, заладила одно и то же. А я тебе говорю, что не было этого.
– Я не отмахиваюсь от тебя, как от мухи. Я, как дятел, пытаюсь тебе вдолбить, что всё это змеиное шипение твоих подружек.
– Я гад? Ну, спасибо тебе.
Парень с сердцем закрыл телефон:
– Крыса!
ЗДРАВСТВУЙТЕ
Утро. Рассаживаемся в «газельке»: кто какой, а кто-то никакой после выходных. Понедельник – день тяжёлый. Каждый сам по себе. Как у Высоцкого: «У меня всё своё». Моя работа, мои мысли, моё место в жизни и автобусе. С раннего утра створочки к себе открывать не хочется. Ну и пусть полумрак и даже затхлость. Моё! И никому до этого нет дела. И вдруг влетает мужчина: глаза, улыбка нараспашку. Вот он я!
– Здравствуйте!
И все взгляды на него. Кому это он? И снова радостно и призывно:
– Здравствуйте!
И мы в ответ робко и насторожённо:
– Здравствуйте.
Но уже пошёл ветерок свежести, лучик радости. Створочки открылись. Глаза засветились, улыбки, как цветы, расцветали то на одном, то на другом лице. Чувство родства объединило нас: мы люди, земляки, кувандычане. Здравствуйте!
НЕ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ
Выбросить зачерствевший кусочек хлеба рука не поднималась. Снова, в который раз, убрала в стол – приду, что-нибудь придумаю. Время есть: с утренними делами управилась быстро, можно пройтись до работы пешком. Привычно, поэтому бездумно иду через парк.
– Нет, милые, у меня больше хлебушка для вас.
У скамеечки голуби окружили бабушку: лопочут просяще, топчутся около неё, головками кивают, клювиками на землю показывают: «Сюда, сюда, ещё».
– Вот не рассчитала. Мало им гостинцев принесла, – пояснила она мне. – Редко бываю, болею, а они помнят меня. Вишь, по птичьему радио сразу передали, что я пришла. Все слетелись.
Она наклонилась, раскрыла ладонь с последними крошечками. Голуби подошли совсем близко. Самые смелые ткнулись в её руку. Женщина осторожно, пальцем погладила их по головкам.
Мне тоже захотелось провести рукой по их фиолетовым пёрышкам. Но стайка тут же испуганно вспорхнула.
– Не знают вас.
Я заторопилась дальше, было не по себе: от меня ускользнуло чудо.
Вечером поехали на речку искупаться. Жара и холодная вода. Захожу тихо-тихо, не взболтухать тину, не испугать тело. А вокруг ног кружатся рыбки. Их всё больше и больше. Тычутся носиками, гладят плавничками, щекочут хвостиками, открывают ротики – просят о чём-то. А у меня шаром покати – ни крошки хлеба. И снова с сожалением и злостью на себя я вспомнила о зачерствевшем кусочке. Как могла забыть?! Что мне стоило положить его в сумочку. Так стыдно перед этими мальками. Они же как дети. В кои веки пришла к ним в гости – и без подарка. Не по-человечески это.
Около дома засыхает берёзка. Вот уже который день, пробегая мимо, говорю себе: «Надо полить». И опять мимо, мимо... А она всё ждёт, когда же я отнесусь к ней по-человечески.
