Которого уже не наверстает
Ни этот стих, ни будущие сны,
Ведь не весна навеки исчезает,
А сам навек уходишь из весны.

Уходишь по разбитой в прах дороге
Меж сонных колокольцев сон-травы,
И все леса божественно убоги,
И небу не хватает синевы.

И сердцу слов любимых не хватает
Запечатлеть, как ветрен луг пустой,
Как жаворонок, падая, стихает,
Как одинок осокорь над водой.

Как чёрен грач на этой дымной пашне,
Как холодна лозы речная медь,
Как всё – ненастояще, всё – вчерашне,
Как ничего нельзя запечатлеть, –

Как ничего уже не наверстает
Ни этот стих, ни будущие сны, –
Ведь не весна навеки исчезает,
А сам навек уходишь из весны.

                              ***

«...пустыня внемлет Богу...»
                             М.Ю. Лермонтов

Ни вспомнить, ни понять не удосужась
Накопленное горестной судьбой,
Опять влачим привычный русский ужас,
Тоскуя на земле своей родной.

А там над ней всё тот жеСвете ясный,
Всё та ж над нею Божья благодать,
Которых мы в отчаянье напрасном
Почти уже не в силах распознать.

Беспамятство – едва ли оправданье,
И только за одно ему воздашь,
Что в нём сокрыт опять, как назиданье,
Всё тот же богоносный жребий наш, –

Чья суть – не возвращенье на дорогу,
Но – пересотворенье бытия...
И вновь и вновь – «пустыня внемлет Богу», –
Исчезни, бес, – перед тобой дитя.

               ЖАВОРОНОК

Ковыльный холм, волнуясь, серебрится,
И там, над ним,развесив зеркала,
Журчит взахлёб полуденная птица,
Таинственно мерцая в два крыла.

То жаворонок в знойном поднебесье
Не устаёт собой напоминать,
Что песне нужен свет, чтоб сбыться песней,
А свету – песня, чтобы светом стать.

                        ***
Есть та правда, что тягостней лжи,
Та, что душу ввергает в смятенье,
И безмолвно стоишь у межи
Чьей-то глупости и самомненья.

И молчишь, состраданьем томим,
Перед бездарью или пороком,
Чтобы словом нелёгким своим
Не умножить бы зло ненароком, –

Чтоб в непрошеной правде скупой
И своё не узреть пораженье...
Сокол птицу не бьёт над водой,
Чтоб не видеть своё отраженье.

                  ИВОЛГА

Где-то вдали или в юности где-то,
Там, где живая томится душа,
Иволга тихо окликнула лето,
Май встрепенулся, дождями шурша.

Где это, что это, как не забылось,
Как удалось, затаившись, сберечь
Этих дождей моросящую сырость,
Этой реки хлопотливую речь?

Как удалось не утратить
надежду,
Вновь и навеки вернуться душой
К дальней тропе,
пробредающей между
Явью и снами в пыли золотой? –

К миру, где дождь шелестит, пролетая,
Вереск цветёт, и в тумане речном,
В дальней дали, не смолкая, взывая,
Иволга тихо свистит о былом.

                 У ОЗЕРА

Ни мечты, ни любви, ни покоя,
Вся судьба – этот берег скупой...
Что там шепчет берёза листвою?
Что там озеро плещет волной?

Что там ведомо небу и листьям,
Этой дымке в мерцающем дне?
Сколько тайн и неведомых истин
Заповедано нам в вышине?..

Это озеро скоро замёрзнет,
Берега свои выбелив сплошь.
И до звона промёрзшим берёзам
Здесь опять станет жить невтерпёж...

Может, это и будет той тайной,
Мне нашёптанной лёгкой листвой,
Той, о чём так легко и печально
Плещет озеро светлой волной,

О судьбе, как всевечной юдоли,
И о мудрости – знать и терпеть,
Даже в остром предчувствии боли,
Побеждающем холод и смерть...

                   ***
Прощала, любила, терпела,
Мой ангел, душа, голосок,
А вот уж – и жизнь отлетела,
Мгновенна, как выстрел в висок.

В том близком обещанном рае
Мы снова поверим судьбе,
Ты в ситцевом платье, родная,
Я в старом армейском хэбэ.

Уже навсегда перед Богом, –
До вздоха, до вкуса крови,
Уйдём по осенним дорогам
Приснившейся нашей любви.

Восстанет листва золотая
И дождичек – наискосок
Несбывшимся воздухом рая,
Мой ангел, душа, голосок.

                 ***
Я забыл, что я поэт,
Словно сердце надорвалось
Понимать скупую малость
Навсегда прожитых лет.

Словно в мертвенной глуши
Века глума и тревоги
Вдруг забыл на полдороге
Тайну сердца и души…

Белый ветер, снов поток, –
И мелькнут лишь на мгновенье
Мои призрачные тени:
Ангел,
          бабочка,
                    цветок.

                          *** 
Стихает жизнь, и не хватает света,
Но, чуя за спиной глухую тьму,
Я жив ещё, хотя, пожалуй, это
Уже не интересно никому.

Но есть успокоенье в пониманье
Последних откровений бытия,
Где всё ещё душа внимает тайне,
Которая зовётся – жизнь моя,

Где незабвенно каждое  мгновенье,
И, Божий этот дар благодаря,
Превозмогаешь бег и нетерпенье
Листающего дни календаря, –

Июнь, июль… торопятся недели,
Вот в старом парке липы зацвели, –
А вот уже и липы отгорели
На промелькнувшем празднике
земли.

Взлетает, обновившись, птичье племя,
И птицей бьётся в летнее окно
То самое стремительное время, –
Банально, но иного не дано...

А если сердце чем-то и томится,
То только тем, как тих, как невесом,
Всё убывая, снится, снится, снится
Минувшей жизни несказанный сон.

            ПРОЩАНИЕ С САДОМ

Вот и Сад опустел, весь запет и обсказан,
Разнесён по рукам, по ветрам, по годам,
По траве и цветам, по берёзам и вязам,
По стихающим снам и забытым стихам.

Прокричала желна в сосняке за рекою,
И – обрушился мост, и в кустах у пруда
Пень столетний истлел, истекая трухою,
И под ним зацвела голубая вода.

Этот ветреный праздник, он был или не был?
Отшумел, отмелькал в танцах тёмных корней
Деревянный театр, лесовщина и небыль,
Сказка летнего леса и поймы моей.

Над пустым верстаком и дремотно, и снуло
Ворох жёлтой листвы встрепенулся, горя,
Словно горним дымком от небес потянуло,
Сквозняком октября, ноября, декабря.

Может быть, ничего уже больше не надо,
Пусть вдали иногда прокричит, как во сне,
Эта вещая птица забытого Сада
В паутинной, осенней своей тишине.

Прокричит о глухом, погружённом в бесстрастье,
Странном Саде, чьё время уж мхом поросло,
Где его постаревший садовник и мастер
На пеньке позабыл золотое тесло.