Флорентийский правитель взглянул нелюдимо
И ответил, прижав к переносице лёд:
«Весть тревожна, опасность серьёзна и зрима,
Но у нас есть Джанноццо Манетти. Спасёт».
Наступает день битвы. Властителя свита
За почти безнадёжный цепляется шанс:
Гуманиста, философа и эрудита
Отправляют спасать золотой Ренессанс.
И пошёл он, отлитый из бронзы и воска.
Поле. Полдень морящий. На поле враги.
И с одной стороны — полководец и войско,
А с другой — безоружные чудо-мозги.
Кто-то любит пиры, кто-то ценит спагетти —
Для Джанноццо наука важнее, чем хлеб.
«Добрый день, — обратился к тирану Манетти, —
Вы читали работу Платона «Филеб»?»
Сигизмунд, заморгав, посмотрел очумело
На того, кто посмел о подобном спросить.
Что за бред? Надо либо сражаться умело,
Либо плакать, валяться в ногах, голосить!
В мире войн обитают насилье и честь,
Победители, жертвы, продажные шкуры...
А вот с этим созданьем из мира культуры —
С ним-то как разобраться? Платона прочесть?!
И когда эрудит в парадигмы нырнул,
Всей Европы кошмар Сигизмунд Малатеста
То ли в ужасе, то ли из чувства протеста
Расхотел нападать и войска повернул.
…Как же хочется жить возрожденчески бурно,
Грандиозно! Впадая в инсайт, а не в транс.
Чтоб в сердцах, но без зла. Напролом, но культурно.
Мы научимся, люди. Вперёд, в Ренессанс!
МОНОЛОГ ПРИЕЗЖЕГО
Перекрёсток, как крахмальный ворот,
Тесен и горяч. Почти полдня
Незнакомый миловидный город
Терпеливо смотрит на меня.
Вымазавшись солнцем и извёсткой,
Утопив щербатые углы
В зелени взъерошенной и хлёсткой,
Азиатский, словно Кёр-оглы,
Он за мной следит, но не изучит.
Я непроницаем для молвы
И вхожу в когорту невезучих,
Оттого счастливее, чем вы.
Ветхий дом приподнимает вежды,
Оглушённый глиняным свистком,
И дикорастущие надежды
Рассекают камень лепестком.
Трогательно пыльный, бестолковый,
Весь из луж, ухабов и репья,
Этот город снял с меня оковы
И очистил память от тряпья.
Щурясь в небеса, легко шагая,
Так я шлялся лентами аллей,
Поданные руки отвергая
Ради непротянутой твоей.
Где цветы клубятся в клумбах пышно,
Встань, моя бродячая душа,
С наслажденьем, глубоко, неслышно,
Вольно, беззастенчиво дыша!
Молодые взбалмошные годы
Истекли: стою на рубеже.
И впервые в жизни — миг свободы!
Значит, что-то кончилось уже.
Чтобы в мысль не ввинчивались свёрла,
Чтобы речь не стала пищей крыс,
Я срывал чужие руки с горла
И запястье собственное грыз.
Сколько душ смололось в пересудах?
Сколько одолеет мёртвых лет
Бешено пылающий рассудок,
Не начав двоиться, как валет?
Не уймётся это полыханье,
Даже если будет впереди
Нищенское, рваное дыханье,
Треск полураздавленной груди.
Задушить ошейником из пальцев,
Оттащить подальше от беды
Вздорных неуживчивых скитальцев
Не пытайтесь. Тщетные труды!
Слишком твёрдо помнятся прорехи
В стенах, пыль на складке рукава,
Света золочёные орехи
И надежд строптивая трава.
ЕЖЕВИЧНОЕ ВАРЕНЬЕ
Он стоял, от счастья тая,
Бормоча и чуть дрожа,
То ли Тютчева читая,
То ли тихо ворожа,
Отуманен вдохновеньем,
Банку с редкостным вареньем,
Словно канделябр, держа.
Как ни странно, мысли были
Не про сумрачный Рифей,
Не про «Травиату» или
Прерафаэлитских фей,
Не про Лира, не про Банко,
А про то, что дура банка
Не вмещается в портфель.
Он понёс её отдельно;
Дома выронил из рук.
Патетичный запредельно,
У CD усилил звук,
Чтоб, блаженно цепенея
Под «Дидону и Энея»,
Ждать, когда заглянет друг —
Тот, чьё праздничное имя
Отрицает адюльтер,
Кто всегда считал своими
И галёрку, и партер,
Весельчак, былой соперник,
Пышнокудрый, как Коперник,
Востроглазый, как Вольтер.
Двадцать лет сиявший рядом,
Он влетел, легко одет,
Обозвал унынье ядом
И увидел серый плед,
Люстры щедрое горенье,
Ежевичное варенье,
Чай и несколько галет.
Гость, не бей хозяйский столик...
Быстрый, звонко-заревой,
Непокорный трудоголик,
Восхитительно живой,
Ты по-прежнему смеёшься:
«Генри Пёрселл, что ж ты вьёшься
Над моею головой?»
А хозяин, ввысь глядящий,
Сжав очки в худой руке, —
Будто спаниель скорбящий
На коротком поводке.
Хоть они и антиподы,
Оба — чудеса природы,
Оба — в дальнем далеке...
В них — единство корневое
И контраст случайных черт.
Ночь. Чаи гоняют двое
Под классический концерт:
Триумфально златоглавый —
И застенчиво-чернявый,
Экстраверт и интроверт.
И вдвоём едят варенье
Эти скромные цари,
Чьих-то разумов прозренье,
Чьих-то душ поводыри;
И никто из них не хуже:
Первый светится снаружи,
У второго свет внутри.
К ВОПРОСУ О МУЖЧИНАХ
В связи с почти любой причиной,
Кто сдержанно, кто с матерком, —
Все говорят: «Будь мужиком!»;
Никто не скажет: «Будь мужчиной».
Да, массам нравится брутал!
Он мощен, крут, он не устал,
На нём чумазая дерюга,
Он импульсивная зверюга.
Но если в роли мужика
Ты проявляешься неслабо,
Расплата будет велика:
Тебе достанется (дика
И оглоушена слегка),
Увы, не женщина, а баба...
Прошу за то меня простить,
Что мысль моя несовременна,
Но я хочу её ввинтить,
Впихнуть, втемяшить, вколотить:
Мужчина может защитить,
Всё прочее — второстепенно.
БАСНЯ «РОМАНТИК И ИГРА»
Романтику лопату дали в руки
И мрачно пояснили, где копать.
Привыкнув петь о чувствах и разлуке,
Блистательно на сцене выступать,
Он первым делом лентами украсил
Унылое орудие труда,
При этом поминая иногда
То Рагнарёк, то дерево Иггдрасиль.
Под грозное звучание «Фортуны»
К лопате он затем приладилструны
И клавиши. И шариков штук пять.
Потом принялся с нею танцевать...
(Но прежде повязал на грабли бантик).
…Прораб был изумлён, смущён и рад,
Увидев, как над городом парят
Лопата и щебечущий Романтик.
Сияет он, и взоры прилипают
К его неувядающей красе.
Романтик сам, конечно, не копает,
Но, глядя на него, копают все!
Берите же пример с него, педанты!
Ведь жизнь — Игра.
Не в салочки, не в фанты, —
И всё-таки Игра.
Что ж я сижу?
Пойду-ка лучше бантик повяжу!!!
БАСНЯ «МАЧО И СКУМБРИЯ»
Жил-был на свете Мачо колоритный —
Эффектный, обаятельный, элитный.
Ух, сколько же он разного успел:
Боролся и искал, плясал и пел,
Карабкался, нырял, крутил штурвал,
Льву половину гривы оторвал,
Акулу победил и осьминога...
Да, приключений было очень много!
Вот как-то раз с корриды он вернулся —
И тут на Скумбрию внезапно натолкнулся.
Её узрев, решительный герой
Вдруг растерял весь боевой настрой.
Хоть Скумбрия ему не угрожает,
Но всё-таки дорогу преграждает,
Встав на хвосте средь валунов и глыб,
И не молчит, как принято у рыб, —
Пищит! А Мачо доблестно-спортивный
Печально смотрит и беззвучно стонет.
Что делать? Съесть? Наверно, вкус противный…
Тогда топить? Но рыба не утонет...
Мы в силах петь, покуда сердце бьётся,
Помочь друзьям и выстоять в беде.
Как жаль, что сил уже не остаётся
Сопротивляться всякой ерунде!
БАСНЯ «ЗВЕРЬ И ДВЕРЬ»
Однажды даровитый Зверь
Увидел запертую Дверь,
Задумчиво уселся с нею рядом
И стал её сверлить серьёзным взглядом.
Шли дни, а он сидел, глядел, молчал
И лишь по вечерам мелодии урчал.
Заметив деловитую Сороку,
Он улыбнулся ей и помахал;
Прострекотала та: «Ты не нахал,
И это хорошо. Но мало проку
В подобном ожидании! Поверь,
Что надобно тебе напасть на Дверь!
Сорви её с петель!
Пробей могучей лапой!
Есть зубы, когти есть — кусай, грызи, царапай!»
Зверь покачал массивной головой:
Он не любил грызню, шипенье, вой
И глупые звериные игрушки,
Он самым первым не бежал к кормушке,
Зато умел внушать.
В ту полночь Дверь качнулась,
Легонько скрипнула и настежь распахнулась.
Дверей, что заперты навечно, не бывает:
Позднее, раньше ли — судьба их открывает
Для тех, кто вёл себя, как этот Зверь.
Читатель, сомневаешься?
Проверь!
БАСНЯ «ТОРЕАДОР И ВЫРАЖЕНИЕ ЛИЦА»
Один Тореадор был также и певцом
С прекраснейшим, но переменчивым Лицом:
Оно за час пять тысяч раз меняло Выражение,
Чем доводило зрителей до головокружения.
Взглянув случайно в Зеркало в ночи,
Сказал он: «Да... Хоть караул кричи.
Любезное Лицо, ты что творишь?
Не уследить мне за тобою! Ишь,
Какое многогранное сыскалось!»
Лицо, безмолвствуя, по-прежнему менялось,
Но Зеркало в ответ произнесло:
— Искусство — это Вам не ремесло.
Как часто говорят в усладу голытьбе:
«Будь проще — и толпа потянется к тебе!»
А те, кто не толпа?!
Те распахнут объятья
Такому, кто весьма непрост для восприятья.
И если Выражение Лица
Мерцает, словно камень из ларца, —
Воспринимайте этот факт как Дар,
А не по репутации удар.
Не только в женщине загадка быть должна.
Артиста суть до ужаса сложна,
Он не лопух... Он микрокосм, ангелочёрт,
Шарада, Ребус, Теорема и Кроссворд!
