А вы – давайте, самолюбье тешьте,
Что странами играли, как йо-йо,
И мальчика в охотничьей одежде
Гоняли в узел скручивать её.
Я форму сжёг за домом в назиданье
Потомку, что из игр не вызволим,
Пусть не ему в загаженном зиндане
Ночами видеть, как бежит к своим.
Я, спрятав от него свой рабский жребий,
Ему иное небо распахну,
И если сбудусь, то без размножений
Прыжков йо-йо, похожих на страну.
***
Я был бы крайне изумлён,
Едва за гробом
Узрел бы полчища знамён
С вождём суровым.
Поди размысли с озорством,
Уйти, остаться ль,
Когда в тебя уставлен ствол
Манифестаций.
Отбита память, коротка
В голосованьях,
В какую даль его рука
Тогда звала их,
Неси ж, благая пустота,
Души обломок
И физкультурные стада
Венков лавровых,
Зияй, Интернационал,
Во славу Князя,
Во имя звёзд, что целовал,
Которым клялся,
Что символов не раздразню
И в поруганье
Всю жизнь истрачу на грызню
С его врагами.
***
Счастлив я до всхлипа:
Спало обостренье.
Отцветает липа,
Отцвела б скорее.
Бросив, как аллергик,
Дурость икебанью,
В липовых аллеях
Насмерть погибаю.
Слышу только клики
Да капель в сосудах –
До отёка Квинке
Мне ещё с полсуток.
В качестве залога
Пишет кожник в святцы:
Пухнет носоглотка
И глаза слезятся.
Слышу вроде стона
В голосе ехидном:
Выходить из дома
Только с тавегилом.
Долго ль до убытка,
Коль крива улыбка?
Липовая пытка
Содранного лыка.
***
Нечасто… когда свалю
С работы, и в толкотне
Смотрю я на жизнь свою,
И хочется плакать мне,
Как будто стоит вверх дном
Судьба, что почти седа,
И сам я похож на дом,
Покинутый навсегда,
И в сорванные врата
Двора, что туманом смыт,
Врывается ерунда –
И жалость к себе, и стыд
За юношеский мачизм
И брошенные со зла
Намёки на ложь отчизн
И веру, что не спасла,
И горестную юдоль,
Что пошлостью извели,
Чреватую лишь едой
На комьях сырой земли.
***
Небесные воры, что тише травы,
Зачем ваши молнии так шаровы,
Чумазы, как лезвия сельских лопат,
Сдающих бесхозные почвы в ломбард,
С чего, закрома набивая зерном,
Звериный и вечный поёте синдром?
Просыпалось просо, глядит из-за шва,
Дожди одолели, и рожь не взошла,
Осота на вдох, шелухи на заглот,
Какое мне дело до древних забот?
Не зря на мне череп мозолью нарос,
И всё, что умею, отчасти невроз.
Курчавясь ветвями элитных секвой,
То жатвой больны вы, а то посевной,
И времени ход среди бед и отваг
Заметит из тысяч один лотофаг
И, сам на себя надевая хомут,
Расскажет, быть может, как небо крадут.
…Я знаю, я чувствую это спиной –
Ни в хляби небесной, ни в тверди земной
Не сыщется тот, кто, косматый, как чёрт,
Когда-нибудь чашу терпеньякачнёт,
И сгинет оно, словно папский эдикт,
И капля его до меня долетит.
***
В субботу, не уехав никуда,
Гудя от ветра, как трубы обрезок,
Подумаешь – какая мелкота
Весь этот вой о кукольных арестах,
Вся эта чушь о чьих-то там правах,
Свободе, чести, совести и долге,
Когда сам воздух нищетой пропах,
И мы – рабы, и рубища нам тонки.
Ни до чего – поверишь ли? – совсем
Ни до чего, когда буянят сосны,
И смерть грозит отказом всех систем,
И схемы жизни серы и несносны.
Но если б я восстал от муксвоих,
Во мне б родилось, ощетинив колья,
Задорное, как древний массовик,
Желанье жить, нечастое такое.
***
Как фото с годами блекнет –
Потрескавшиеся губы
Кривятся в ответ на лепет,
Что времени ни секунды.
Полно. И в одно касанье
Ответят зудящей прорве
Над выцветшими глазами
Такие же точно брови.
И линия подбородка
Прочерчена тем упрямей,
Чем ведшие от порога
Ущелья, барханы, ягель,
И взгляд объектива вогнут
От выдержки ли, со спуска ль:
Измятый комбеза ворот
Главенствует над разгрузкой…
И хватит пустых обрывков,
Деталей неизъяснимых.
Над гибельным сном подпрыгнув,
Сгорает безвестный снимок,
Была его смерть негромка,
И мало чего он петрил.
Обугливается кромка,
Развеивается пепел.
Куда с пришивным шевроном
Собрался ты, далеко ли?
Обходится как с животным
Командование лихое,
Но, жизнь ему продлевая,
Тех линий не оголила
Ни молодость боевая,
Ни пуля её калибра.
***
Готов прижмуриться навек
Я был при новой смене вех,
Едва, несносный, как жандарм,
Вставал вопрос: а что же – там?
Да ничего, мой милый друг!
Ты и небитый стоишь двух,
И иноков кладёшь плашмя,
И перекраиваешь мя,
Но, конопат среди рябых,
Я здесь рождён, я здесь привык
И, как ты ни уложишь дёрн,
В одном лишь твёрдо убеждён:
Там так же улицы метут
Какой-нибудь Саид, Махмуд,
А Арон или Исаак
Ведут выгуливать собак,
И те, взволнованно скуля,
Глядят, как плавится заря,
И мир вращается сквозь них,
Не сознавая, что возник.
***
О, как давно я так с фигни
Душой не пел. Фонтаны вздыблю,
Отъезды летние свои
Припоминая, как святыню –
Такси бордовый дермантин,
Песочных «сталинок» величье
И прочий вид, что тяготил
Стремлением казаться хлипче.
Вокзал, носильщики, толпа,
Вагон, где шарканье и кашель,
И даль, бездумно голуба,
Горюет будто над пропажей.
Рассаживание в купе
Опекой проводниц суровых,
Задворки номерных КБ,
«Спартак-Динамо» на заборах.
Яйцо проносишь мимо рта,
Как эллин, клянчащий с троянца,
И вот одни лишь провода
Над перелесками струятся.
И, в оправдание докук,
Чтоб не нажить на полке пролежь,
То лесополосы, то вдруг –
Такой простор… не хочешь, вздрогнешь.
И только внидешь в окоём,
Раздолье местным насекомым,
Как ночь прищурится огнём,
Стрекочущим и поселковым.
Вот почему, заслышав зов
Один меж многими другими,
Гудкам вечерних поездов
Я счастлив, словно литургии.
