Отец баснописца, офицер, дослужившийся до чина капитана, отправился с семьёй в недавно организованный Оренбургский край, чтобы получить там за службу земли. Семья Крыловых жила в Оренбургском крае с 1772 года. Отец И. А. Крылова был помощником коменданта Яицкой крепости Симанова.
Во время Пугачевского восстания (1773–1775) Крыловы находились в Яицком городке. Когда Яицкий городок осадили повстанцы, то отец баснописца отправил жену с сыном в более безопасный Оренбург. В дороге ей пришлось спасать маленького Крылова от пугачевцев, «спрятавши его в корчаге». Об этом случае рассказывал один из оренбургских помещиков, «человек почтенный, внушавший к себе доверенность», как характеризует его один из биографов Крылова М. Е. Лобанов.
Судя по воспоминаниям баснописца, «твёрдость и благоразумие» капитана Крылова «имели большое влияние на тамошние дела и сильно помогли Симанову, который вначале было струсил», что повлекло за собой распоряжение Пугачёва о семье Крыловых: «найдено было в бумагах Пугачёва в расписании, кого на какой улице повесить, и имя Крыловой с сыном».
Пугачёв был очень озлоблен на отца Крылова, который в столкновении с пугачёвцами вёл себя очень храбро: делал беспрестанные вылазки из осаждённого Яицкого городка. Он поклялся повесить не только его, но и всё его семейство. Об этом вспоминал и сам Крылов, когда в 1833 году рассказывал Пушкину о пугачёвских событиях в Оренбургском крае, давая ценный материал писателю для его «Капитанской дочки» и «Истории Пугачёва». Многие факты из деятельности отца И. А. Крылова, бывшего в период Пугачёвского восстания помощником коменданта Яицкой крепости и фактически организатором защиты её, взяты поэтом для создания образа капитана Миронова. Пушкин использовал и бытовые детали воспоминания И. А. Крылова, жившего ребёнком в Оренбурге.
Среди множества басен Крылова есть и такие, в которых сказываются воспоминания его о пугачевщине, хотя и замаскированы эти воспоминания ярко выраженной аллегорией.
О том, что воспоминания И. А. Крылова дали А. С. Пушкину важный материал и для «Истории Пугачёва» и для «Капитанской дочки», писал известный пушкинист Н. В. Измайлов, сам более десяти лет живший в Оренбурге (1941–1953), автор работы «Оренбургские материалы Пушкина для «Истории Пугачёва» и «Капитанской дочки»: «Особенно нужно отметить такой источник, как «показания» И. А. Крылова, очень близко напоминающие бёрдские и уральские записи поэта».
Следует подчеркнуть и роль воспоминаний Крылова в процессе создания Пушкиным образов героев романа. Оренбургский краевед Н. Е. Прянишников считал, что «реальным прототипом образа капитана Миронова в «Капитанской дочке» послужила в известной мере личность отца баснописца – капитана А. П. Крылова».
Воспоминания Ивана Андреевича Крылова о Пугачёвском восстании явно отразились в творчестве баснописца. По мнению оренбургского литературоведа и краеведа Т. Н. Пузаневой, тема Пугачевского восстания звучит в басне «Безбожники». Другие исследователи, в частности С. А. Фомичев, видят в этой басне изображение Отечественной войны 1812 года. Но уже начало басни свидетельствует о том, что речь идет всё-таки о мятеже, а не о войне:
Мятежные толпы, за тысячью знамен,
Кто с луком, кто с пращей, шумя, несутся в поле.
Зачинщики из удалых голов,
Чтобы зажечь в народе буйства боле,
Кричат, что суд небес и строг и бестолков;
Что боги или спят, иль правят безрассудно;
Что проучить пора их без чинов…
(«Безбожники»)
Подбор слов «толпы», «зачинщики», обращение к эпитетам «мятежные» (толпы), «удалые» (головы), метафоре «зажечь в народе буйства боле» подходит скорее для характеристики бунта, чем военных событий.
В другой басне – «Конь и Всадник» – И. А. Крылов рассказывает о том, что разнузданный конь сбросил седока, а сам убился до смерти, свалившись в овраг. Басня заканчивается выводом:
Как ни приманчива свобода, но для народа
не меньше гибельна она,
когда разумная ей мера
не дана.
(«Конь и всадник»)
Этот вывод баснописца явно перекликается с мнением о Пугачёвском восстании А. С. Пушкина, высказанным им в «Капитанской дочке».
ПАРНАС
Когда из Греции вон выгнали богов
И по мирянам их делить поместья стали,
Кому-то и Парнас тогда отмежевали;
Хозяин новый стал пасти на нём Ослов,
Ослы, не знаю как-то знали,
Что прежде Музы тут живали,
И говорят: «Недаром нас
Пригнали на Парнас:
Знать, Музы свету надоели,
И хочет он, чтоб мы здесь пели».
«Смотрите же, – кричит один, – не унывай!
Я затяну, а вы не отставай!
Друзья, робеть не надо!
Прославим наше стадо
И громче девяти сестёр
Подымем музыку и свой составим хор!
А чтобы нашего не сбили с толку братства,
То заведём такой порядок мы у нас:
Коль нет в чьём голосе ослиного приятства,
Не принимать тех на Парнас».
Одобрили Ослы ослово
Красно-хитро-сплетенно слово:
И новый хор певцов такую дичь занёс,
Как будто тронулся обоз,
В котором тысяча немазаных колёс.
Но чем окончилось разно-красиво пенье?
Хозяин, потеряв терпенье,
Их всех загнал с Парнаса в хлев.
Мне хочется, невеждам не во гнев,
Весьма старинное напомнить мненье:
Что если голова пуста,
То голове ума не придадут места.
И. А. КРЫЛОВ
