давным-давно я бегал по такому.
почти растаял детства слабый след.
прохожего спросить: «который век?»
я в прошлом безнадёжно затерялся,
из будущего совершил побег?
я перепутал дни, дороги, галсы...
сентиментальность это или вздор:
восторженность – прелюдия блаженства.
бессмысленно кристалла совершенство,
но как неповторим его узор.
снежинки молчаливо холодны.
витают без намёка на ответы,
мерцают отражённым дальним светом
мистической поверхности луны,
горят в лучах автомобильных фар,
дорожных фонарей, неспящих окон,
ложатся на деревья, на бульвар,
на улицы, пронизанные током.
навстречу обжигающей весне
несётся геометрия и хаос...
невысказанных слов, случайных пауз.
снег падает и падает на снег.
БАБОЧКА В ДЕКАБРЕ
Порхает бабочка по комнате
на стылом фоне декабря.
Счастливый случай… Впрочем, полноте…
Недолог милости обряд.
Метаморфозой жизни соткана,
чиста, как свет, как снег бела
несёт на крыльях тайны кокона,
частицы грусти и тепла.
– Хороший знак! – пророчат сонники.
Но не во сне её полёт.
Цветы в горшках на подоконнике.
Цветы на стёклах – снег и лёд.
И нелегко поверить в лучшее,
пока зима не истекла.
Порхает бабочка заблудшая
в раю бетона и стекла…
ПРОСТИ
Нет ни добра, ни зла, а есть «Вавилон» –
Чёрная метка, и люди обречены.
В древнее капище к идолам на поклон
Трогать руками холодные валуны.
Пашня отцов.
По ней пролегла межа,
Ров и колючая проволока вражды,
Рваная рана болезненна и свежа.
Как залечить, забыть и простить,
укажи…
Не убеждай того, кто уже внутри,
В круговороте ненависти и смертей.
Не отводи глаза, правде в лицо смотри,
Прямо в глаза ни в чём не повинных детей.
Комья земли кровавой сожми в горсти.
Белое, чёрное, пепла полутона…
«Кто не со Мною, тот против Меня…»
Прости…
Это война.
Просто идёт война.
КАЛАЧИ
гулкому звуку внемлю
эхо из давних снов
рифма упала в землю
парой обычных слов
туч тишина повисла
в семижды семь октав
зреют колосья смысла
соки земли впитав
к жатве готово семя
плотная плоть свежа
станет его спасеньем
гиблая сталь ножа
перетираю зёрна
сквозь жернова судьбы
вместе с травою сорной
если бы да кабы
в тесто чистейшей правды
вымысла горький мёд
слёзную соль утраты
кто испытал поймёт
будет луной светиться
жерло ночной печи
будут под утро сниться
тёртые калачи
ПОТОП
Ни следа от недавней сырой пурги.
Снег прогорклый покрылся рябью,
а мои межсезонные сапоги
нахлебались по горло хлябью.
Сам себе говорю: «Не горюй, не ной,
ты мечтал подышать весною».
Скоро хлынет весна, как потоп шальной,
да такой, что не снился Ною.
Загорланят потоки на все лады,
надрываясь, рванут из плена,
леденящего плена немой воды,
повторяя: «Вода нетленна».
В мутной жиже увижу небесный свет,
соков жизненное движенье,
и дожди, стекающие по листве…
И замру дураком блаженным.
ПРИЯТЕЛЬ
Миражом проплывает осень.
Первозданны её клондайки!
А приятель художник просит:
«Сухарей бы летних пол пайки.
Изобилие – костью в горле,
и дождей серебро некстати...»
Нет, не тянет сюжет на горе.
Для печали, пожалуй, хватит.
Эх, рвануть бы туда, где лето,
пополняя ряды туристов.
Во вчера не достать билетов.
Ни вовеки веков, ни присно.
Отмочил мой приятель номер.
Разомкнул бесконечность круга.
Не дождался зимы и помер,
и душа отлетела к югу.
ГОРЯЩАЯ ПУТЁВКА В РАЙ
Уже не мальчик, ещё не муж,
уральский школьник, прыщавый отрок
летел подальше от пыток стуж,
от экзекуций метельных порок.
Внизу белели снега, снега
до горизонта и дальше, дальше…
А дальше крымские берега,
в которых быть не случалось раньше.
Не приходилось ему пока
смотреть с изнанки в глубины неба,
на перевёрнутые облака...
...Таким счастливым я в жизни не был!
***
Шёл в Симферополе мелкий дождь.
В меня вцепилась таксистов свора.
Соломой стелятся – не уйдёшь –
домчат и к чёрту, и до Мисхора.
Со словом «дёшево» был знаком,
«грабёж» и «сервис» познал впервые.
Я откупился «четвертаком».
Еда и койка здесь дармовые.
Да ладно, мелочь – в бюджете брешь.
Тут воздух сытный, густой и влажный.
Хоть пей стаканом, хоть ложкой ешь.
А сувениры – фигня, не важно.
***
Экскурсий плановая чехарда.
С утра в автобус – петляй дорога!
Куда не глянешь, кругом вода –
речной не слаще, но очень много.
И это множество, эта мощь
берёт за жабры, за струны, фибры…
С тобой играет и день, и ночь
то в кошки-мышки,
то в мышки-тигры.
Рычит, царапает скалы шторм,
ласкают гладкие лапы штиля,
рождая сонмы застывших форм,
неповторимость морского стиля.
***
Тепло. Субтропики. Вечный рай
в раю с названьем «Страна Советов».
Артек, Ай-Петри, Бахчисарай
с фонтаном слёз, что воспет поэтом.
По мне так бедненько – писсуар
и тот бывает куда богаче.
Я не романтик, хотя не стар.
Поэты смотрят на мир иначе.
Пора до хаты. Полно хлопот,
«хвостов» – до лета не расквитаться.
Полёт. Посадка. Аэропорт.
Весна. Позёмка. И минус двадцать.
КОЛДУН ДОЛИНЫ ОМО
кричит, надрывается чёрная птица,
пророчит народу долины беду.
в стране людей с обожжёнными лицами.
век доживает колдун.
готовит напиток: смолистые ветки,
горячая кровь, сухоцветы и мёд…
в стране теней, населяемой предками,
варево медленно пьёт.
глоток за глотком, но не может напиться,
а голос внутри начинает звенеть:
«в стране богов, управляющих птицами,
богом является нефть».
он пьёт, обжигаясь, предчувствия душат,
хоть зверем неистово вой на луну:
«в стране людей с обожжёнными душами
нам объявили войну».
пора наступила с природою слиться,
покуда в долине трава зелена.
страна людей с обожжёнными лицами
обречена…
ОН И ОНА
настало время, он пришёл.
спокоен внешне, отрешён.
видать совсем нехорошо.
а в чём причина?
печаль, тоска, судьбы печать?
стоял, не знал с чего начать.
привык раздумывать, молчать
велеречиво.
присел на землю, закурил.
дымок опаловой зари
втянул в себя, заговорил,
начав с начала.
о том, как жил… родился, рос…
не докучал тщетою просьб.
он был естественен и прост.
она молчала.
язык людей ужасно сух.
читала мысли, жесты рук,
слова, несказанные вслух,
души движенье.
чтоб различимые едва
из глубины, из естества
текли осмысленно слова,
без искажений.
он разговаривал с водой
и опускал в неё ладонь.
старик ли, парень молодой,
безумный кто-то?
потом затих. в душе покой.
туман струится над рекой,
а день рождается такой,
что жить охота…
ПАРАФРАЗ
Рыскаешь по приискам октября,
повторяя сказанное много раз.
Не горазд на выдумки…
Мой обряд –
обронить задумчиво пару фраз.
Парафраз про ненависть и любовь…
По любому поводу или без.
Бездна – днём окрашена в голубой.
С головой бросаешься в даль небес.
В бесконечность памяти, а слова,
словно эхо гулкое в мир иной.
Надо мной такая же синева.
Не нова ни осенью, ни весной...
Новизна – прошедшего миражи,
виражей вселенская круговерть.
Верить буду, Господи, ты скажи:
«Жизнь дана, чтоб выучить слово смерть?»
ДЕРЕВЕНСКИЙ ЭТЮД
Бежать из мегаполиса в поля,
«в деревню, в глушь…»
и думать о высоком.
Услышать в тишине полёт шмеля
и как трава хмельная бродит соком.
Идти пешком, пока не надоест
бродяжничать по землям сенокосным.
Пускай аборигены этих мест
посмотрят удивлённо или косо.
Остановиться, млея… Красота!
Которой мы порой не знаем цену.
Коснуться кистью плоскости холста,
запечатлеть эпическую сцену,
идиллию нелёгкого труда,
усталости и отдыха блаженство…
И женщин, что не встретишь в городах,
естественных в слезах, улыбках, жестах.
Красавице с доверчивым лицом
назначить рандеву на сеновале…
Нет, лучше всё же выпить с кузнецом
и трактористом, если бы позвали.
На воздухе под пение сверчков
лилась бы самогонка и беседа…
Не грех упасть хоть навзничь, хоть ничком
в охапку свежескошенного сена.
Проснуться, как родиться – в первый раз
глядеть на солнце, будто бы на чудо,
не отрываясь, долго, про запас.
Забыть на время, кто ты и откуда…
