• Главная

Принадлежал Павлу Васильеву

Оцените материал
(0 голосов)

У книг, как и у людей, своя судьба. Эти четыре тяжёлые тома в твёрдых серых переплётах подарил мне светлым днём августа шестьдесят седьмого года друг-поэт. Накануне он приобрёл эти литературно-роскошные тома в Оренбургском букинистическом магазине почти по цене макулатуры – за пять рублей. «Толковый словарь живаго великорусского языка» Владимира Даля, воспроизведённый, как явствовало из аннотации, в 1935 году со второго издания 1880—1882 гг. фотомеханическим способом в типографии «Известия ЦИК СССР и ВЦИК».

Перелистывая первый том, скользил я рассеянным взглядом молодого варвара по автографам прежнего владельца словаря. Первый – на титульном листе изящным летящим почерком фиолетовыми чернилами: П. Васильев, 1936 г., второй такой же – наверху следующей страницы с началом вступительной статьи А. Сухотина, третий – крупно, энергично, с размахом красным карандашом: Павел Васильев.
Под портретом Даля в скобках подписаны чернилами же даты его жизни: 1801–1872. Имя это – Павел Васильев – никак не связывалось тогда с именем поэта – блистательного и трагического преемника есенинской славы и есенинского креста. В том же 1967 году поэт Ярослав Смеляков, прошедший «свои университеты» в лагере под Интой, написал «Трёх витязей»:

Мы шли втроём с рогатиной на слово
и вместе слезли с тройки удалой –
три мальчика, три козыря бубновых,
три витязя бильярда и пивной.
Был первый, точно беркут на рассвете,
Летящий за трепещущей лисой,
Второй был неожиданным, а третий –
Угрюмый, бледнолицый и худой.
А первым был поэт Васильев Пашка,
златоволосый хищник ножевой –
не маргариткой вышита рубашка,
а крестиком – почти за упокой…

Много воды утекло (из собственных стихов тоже – семинары в Литературном институте обязывали), прежде чем довелось узнать трагически оборванное творчество поэта, связать с ним автографы в моём Словаре. Честно говоря, сама идея такой связи показалось бы тогда фантастичной, да и полевые будни топографа с бесконечной переменой мест мало располагали к филологическим исследованиям. Лишь в 80-х годах, когда перешёл на газетно-литературную работу, смог вернуться к занимавшим меня автографам.
Судя по состоянию подаренных томов, владелец, подписавший словарь, пользовался им недолго. Скорее всего, это он оставил заложенные меж страниц древесные листья. Тому же, у кого потом многие годы находился словарь, по своему прямому назначению он был не нужен, хотя и освобождаться от него не торопились. Была известна его ценность?.. Можно было бы поразмышлять об участии в судьбе поэта этого второго хозяина Словаря, хранившего его 30 лет, но здесь началась бы шаткая почва домыслов…
Многочисленные подчёркивания красным и синим карандашами, выдающие глубоко творческий интерес работавшего со Словарём, заставили, наконец, увериться в их не случайности, сделать фотокопии с автографов. Оставалось идентифицировать их с почерком поэта.
Так судьба свела меня с секретарём комиссии по литературному наследию Павла Васильева Светланой Ивановной Гронской. Её отец Иван Михайлович Гронский – в начале 30-х годов редактор газеты «Известия» и журнала «Новый мир» — и Павел Васильев были женаты на родных сёстрах.
Получив отправленные на её адрес факсимильные отпечатки, Светлана Ивановна показала их вдове поэта Елене Александровне Вяловой – Васильевой. Самое поразительное, что она успела это сделать.
Всю жизнь меня преследуют почти мистические связи. Надо же было собираться двадцать с лишним лет, чтобы в последний момент всё-таки успеть передать последний привет от души к душе! К тому времени Елена Александровна была тяжело больна, и вскоре после их свидания с Гронской 3 февраля 1990 года умерла. В Оренбург же пришла телеграмма из Москвы: «Сомнений нет — Васильев».
Итак, свершилось… Эти страницы с высоким чётким шрифтом листала рука, написавшая «Песню о гибели казачьего войска», «Соляной бунт», «Кулаки», дерзко-образную, неожиданную лирику… С «Воспоминаниями о Павле Васильеве», изданными в 1989 году в Алма-Ате, пытаюсь провести «собственное расследование».
В печать словарь сдан в середине ноября тридцать пятого, к поэту первый том мог попасть только в начале тридцать шестого, когда Васильев был выпущен из тюрьмы, куда попал впервые в результате политической травли. К слову, среди тех, кто навешивал на поэта не стареющий ярлык шовиниста, были, увы, известные поэты А. Прокофьев, Н. Асеев, В. Луговской, А. Сурков, В. Инбер, Б. Корнилов, С. Кирсанов, Н. Браун и другие. Но пример политических обвинений показал им всесильный в те годы А. М. Горький, опубликовавший в июне 1934 года статью «О литературных забавах». В ней, в частности, было такое: «Жалуются, что поэт Павел Васильев хулиганит хуже, чем хулиганил Сергей Есенин. Но в то время как одни порицают хулигана, другие восхищаются его даровитостью, «широтой натуры», его «кондовой мужицкой силищей» и т. д. Но порицающие ничего не делают для того, чтобы обеззаразить свою среду от присутствия в ней хулигана, хотя ясно, что, если он действительно является заразным началом, его следует как-то изолировать…».
Статья Горького, поддержанная «литературной общественностью», стала, по сути, руководством к действию НКВД. Арестовали поэта второй и последний раз в Москве 6 февраля 1937 года. Это значит, что Словарь мог находиться у него лишь около года, указанного на третьей странице – одного из творчески напряжённейших в его короткой 27-летней жизни. Его обвинили в подготовке теракта на И. В. Сталина. Приговор по таким обвинениям мог быть только один. Через четыре месяца 16 июля после садистских допросов Павла Васильева расстреляли…
Спустя 19 лет поэта посмертно реабилитировали и восстановили в Союзе писателей СССР…
Теперь эти уже ветшающие тома, дошедшие до нас сквозь мрак и кровь времени, говорят не только о подвиге Даля, отдавшего более полувека своему уникальному труду; их страницы красноречиво свидетельствуют и о творческом подвиге Павла Васильева.
Вслушаемся в подчёркнутые поэтом строки далевского «напутствия» изданию, более чем наполовину собранному на языковых пространствах громадной Оренбургской губернии. Вот некоторые из них. Вслед за Далем и поэт замечает «несообразность письменного языка нашего с устной речью простого русского человека, не сбитого с толку грамотейством, а стало быть, и с самим духом русского языка». Составитель объясняет, а поэт соглашается, что умный, но простой, неучёный человек из народа, «не будучи в силах уклониться ни на волос от духа языка… поневоле выражается ясно, прямо, коротко и изящно»… Отсюда коренное отличие «Толкового словаря» от академического: «словари набирались из книг, а книги пишут, взбираясь на ходули и подмостки». В живом же языке «русский берёт одно, главное понятие и из него выливает целиком слово, короткое и ясное».
В рассказе Даля о трудностях сбора и толкования 80 тысяч новых слов (всего их около 200 тысяч), из них 30 тысяч пословиц и поговорок, Васильев подчёркивает фразу, видимо, близкую ему цельностью и мужеством: «Что зависит от составителя, то, конечно, одна только смерть или болезненное одряхление его могли бы остановить начатое». Поэты Николай Клюев, Сергей Есенин, Павел Васильев, Сергей Николаевич Марков, писатель Борис Шергин и немногие другие, отторгнутые послеоктябрьской «образованщиной», продолжили жизнь русского языкового космоса, уходящего ныне в «чёрные дыры» невежества и нравственного равнодушия.
Чёрный морок «перестройки» не миновал дела сохранения культурной памяти о поэте Павле Васильевне. 23 декабря 1994 года Светлана Гронская писала в «Литературной России»: «В январе 1990 года новая литературная комиссия провела своё первое заседание, на котором говорилось о необходимости назвать улицу в Москве в честь поэта, присвоить его имя одному из пароходов (ну, конечно, теплоходов. – В.К.) на Оби или Иртыше, издать полное собрание сочинений – и ещё о многом другом. Единственное, что было сделано, – вечер памяти поэта в феврале 1990 года». В середине провальных девяностых более этого сделать было невозможно.
Тогда же, в девяностые начались и невольно оборвалисьнаши переговоры с Л. Г. Бунеевой — директором музея Павла Васильева в Павлодаре, где вырос поэт, о передаче в музей толкового словаря Даля. «Перестройка» породила вопросы, несовместимые с культурой и искусством.
И всё же, к 90-летию Павла Васильева в Омске установлена мемориальная доска на здании бывшей редакции газеты «Рабочий путь», учреждена литературная премия имени Павла Васильева, на Аллее литераторов поэту посвящён памятный камень.
Как говорит Википедия, в Павлодаре – «ястребином городе», по его метафоре, в 1994 году, к 85-летию поэта принял посетителей заново построенный на мемориальном месте дом-музей Павла Васильева, к столетию поэта в 2010 году здесь на постаменте из красного мрамора открыт бронзовый бюст.
А что Словарь? За полвека почти непрерывного пользования он обветшал и нуждается в специальной реставрации.Словарь, принадлежавший выдающемуся национальному поэту, должен принадлежать всем, кому дорого отечественное слово.
5 января 2020 года грядёт 110-й год со дня рождения Павла Васильева, пламенное творчество которого выпало на страшные годины российской истории. Что готовит нам уже близкий его юбилей?

Кузнецов Валерий

Валерий Николаевич Кузнецов родился в 1941 году в Оренбурге.Окончил Киевский топографический техникум, Литинститут им. А.М. Горького. Работал в полевых партиях, журналистом в областной газете «Южный Урал». Поэт, автор нескольких поэтических сборников, книги «Я посетил места…», литературный краевед, редактор-составитель книги «Оренбург – «Всем азиатским странам и землям… ключ и врата» и др.
Член Союза писателей России. Лауреат премии им. Валериана Правдухина альманаха «Гостиный Двор» (2010). Награждён серебряным крестом «За возрождение оренбургского казачества». Живёт в Оренбурге.