Физиономические свойства степных ландшафтов, их эстетические особенности и проблемы взаимоотношений Человека и Природы волнуют как учёных, так и мастеров художественного слова. И это не случайно, ведь Наука – родная дочь Поэзии, потому что первыми учёными были поэты древности.
Успех в познании Природы, в том числе природы степей, невозможен без вдохновения, которое может возникнуть лишь от созерцания природной гармонии. Поэтому наилучших, самых заметных результатов добиваются исследователи, стремящиеся к поиску красивых теорий и закономерностей. Ведь «поиски прекрасного приводят нас к тому же, что и поиски полезного» (Анри Пуанкаре).
Что касается науки, то учёные со времен П. С. Палласа (даже в русском переводе) и Э. А. Эверсмана (в переводе с немецкого В. И. Даля) всегда давали волю чувственному восприятию эстетики степей. Но, конечно, степные литературные шедевры учёных не идут ни в какое сравнение со «степным» творчеством поэтов и прозаиков XIX—XX веков. Это натолкнуло нас на мысль подготовить сборник «Степная антология», в которую вошло около 350 произведений более чем 100 поэтов и прозаиков не только России, но и Венгрии, Украины, Казахстана, Монголии, других стран и народов. Они затрагивают в своих произведениях большое количество тем, сюжетов, проблем, связанных со степями.
В данной статье я хотел бы остановиться на некоторых страницах «Степной антологии».
Огромность России и степей Евразии одним из первых отразил П. А. Вяземский (1792—1878):

Бесконечная Россия
Словно вечность на земле!
Едешь, едешь, едешь, едешь,
Дни и вёрсты нипочём;
Тонут время и пространство
В необъятности твоей.
Степь широко на просторе
Поперек и вдоль лежит,
Словно огненное море
Зноем пышет и палит!

Но одним из первых истинную суть степи сумел передать Н. В. Гоголь (1805—1852):
«Степь, чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, всё то пространство, которое составляет нынешнюю Новоросеию, до самого Чёрного моря, было зелёною, девственною пустынею... Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялася зелёно-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов... Черт вас возьми, степи, как вы хороши!..» – воскликнул Гоголь, и уже никто из последующих поэтов и писателей не мог остаться равнодушным к степи.
Удивительно точно передал особенности украинских и оренбургских степей Т. Г. Шевченко:

...А Украина —
Раздолье степное!
Там, как брат, обнимет ветер
В степи на просторе.

Но вот как он описывает уже азиатские (актюбинские) степи по дороге из Орской крепости к Аральскому морю в повести «Близнецы»:
«Это была ровная, без малейшей со всех сторон возвышенности и, как белой скатертью, ковылём покрытая необозримая степь, чудная, но вместе с тем грустная картина! Ни кусточка, ни балки, совершенно ничего, кроме ковыля... Солнце подымалось выше и выше, степь как будто начала вздрагивать, шевелиться. Ещё несколько минут — и на горизонте показались белые серебристые волны, и степь превратилась в океан-море...»
Очень точно подмечены Тарасом Шевченко различия степей украинских и оренбургских:

И там степи. И тут степи.
Но там степи лазоревые, голубые,
А тут степи рыжи-рыжи, аж красны.

Как тут ни вспомнить, что эти различия не заметил другой украинец с Полтавы, назначенный руководить Оренбургской областью. По его указанию маломощные чернозёмы Заволжья и Приуралья в 60-х годах прошлого века были так же глубоко вспаханы, как на его родной Полтавщине, и большая часть поверхности пашни действительно стала «рыжей, рыжей, аж красной».
Учёные и в XXI веке спорят о том, что же такое степь, где её границы, а С. Т. Аксаков (1791—1859) ещё 160 лет назад писал об этом: «Слово степь имеет у нас особое значение и обыкновенно представляет воображению обширное пространство голой, ровной, безводной земной поверхности; многие степи таковы действительно, но в Оренбургской губернии... степи совсем не таковы: поверхность земли в них по большей части неровная, волнистая, местами довольно лесная, даже гористая, пересекаемая оврагами с родниковыми ручьями, степными речками и оврагами».
Как выдающийся знаток животного мира степей Аксаков хорошо известен. А вот его описания степных трав: «Особенного вида приземистый ковыль, сизый горный шалфей, белая низенькая полынь, чабер или богородская трава. Особенным ароматом наполняют они воздух, и кто не ночевал летом в наших степях, на покатостях горных гряжей, тот не может иметь понятия о благорастворённом, мягком, живительном их воздухе, который здоровее даже лесного».
На самых западных рубежах степного пояса Евразии ещё в первой половине XIX века восхищался степным ландшафтом «сын степей» венгерский поэт Шандор Петефи (1823—1849):

Степная даль в пшенице золотой,
Где марево колдует в летний зной
Игрой туманных, призрачных картин!
Вглядись в меня! Узнала?
                            Я —твой сын!
О, где ещё земля так хороша?
Здесь мать кормила грудью малыша.
И только на родимой стороне
Смеется, словно сыну, солнце мне.

(Перевод с венгерского
Б. Пастернака)

В середине XIX века степи Черноземья и юга Европейской России воспевали воронежские поэты А. В. Кольцов (1809—1842) и И. С. Никитин (1824—1861).
Кольцов описание степи увязывает с тяжёлым трудом крестьян. В поэме «Косарь» главным героем выступает труженик ещё не распаханной степи. Но нельзя без восхищения читать строки, посвящённые южнорусским ковыльным просторам:

Далеко вокруг,
Широко лежит,
Ковылой — травой
Расстилается!..
Ах ты, степь моя,
Степь привольная,
Широко ты, степь,
Пораскинулась,
К морю Чёрному
Понадвинулась!

Никитин, в отличие от Кольцова, уже пытается передать настроение и музыку степи:

Облака в синеве белым стадом плывут,
Журавли в облаках перекличку ведут.
Не видать ни души. Тонет в золоте день,
Пробежать по траве ветру сонному лень...
На все стороны путь: ни лесочка, ни гор!
Необъятная гладь! Неоглядный простор.
Высоко, высоко в небе точка дрожит,
Колокольчик весенний над степью звенит,
В ковыле гудовень — и поют, и жужжат,
Раздаются свистки, молоточки стучат...

Не могли не звучать степные мотивы в творчестве основоположника казахской литературы Абая Кунанбаева (1845—1904):

Как весенней порой шумят тополя!
Ходит ветер, цветочною пылью пыля,
Всё живое обласкано солнцем степным,
Пестроцветным ковром зацветает земля.

Многие писатели и поэты XIX—XX вв. стремились выразить в своём творчестве душу и философию степей (А. К. Толстой, А. Н. Майков, А. А. Блок и другие). На наш взгляд, лучше других удалось передать древность истории Великой Степи И. А. Бунину (1870—1953):

От зноя травы сухи и мертвы.
Степь — без границ, но даль синеет слабо.
Вот остов лошадиной головы.
Вот снова — Каменная Баба.
Как сонны эти плоские черты!
Как первобытно-грубо это тело!
Но я стою, боюсь тебя... А ты
Мне улыбаешься несмело.
О дикое исчадье древней тьмы!
Не ты ль когда-то было громовержцем? —
Не Бог, не Бог нас создал.
Это мы Богов творили рабским сердцем.

Степь как единственную Стихию и Колыбель своего народа отразил в своей поэзии монгольский поэт Бэгзийн Явуухулан (1927):

Цветок, прекраснейший из всех,
Сорвал я на лугу.
Напев родных моих степей
До смерти сберегу.
Быстрейшего среди коней
Я в табуне поймал.
И девушку, что всех милей,
В степи я повстречал.
Воды из родников степи
Прозрачней в мире нет,
И, наконец, познал я страсть,
Что всех страстей сильней:
Родиться, жить, расти, любить
В Монголии моей!

Поэт утверждает, что монгольская степь подарила ему лучшую в мире девушку, быстрейшего в мире коня, чистейшую воду родника, за что он страстно любит свою Родину.
Главное отличие степняка, например, от горца или жителя лесной зоны, очень тонко выразил калмыцкий поэт Давид Кугультинов (1922). Степняк, по убеждению поэта, – человек открытый, для него нет пределов общения, потому что ничто не заслоняет горизонт. Степняк – человек, ощущающий своё величие, на него давят громады гор или деревья-исполины, он возвышается над равниной и над степной травой:

Когда средь степи одинок
Стою над гладкою равниной
И чистотой дышу полынной,
Мне чудится, что я — высок.
Я осязаю бесконечность,
Душа моя вмещает вечность.
Где все преграды бытия?!
Неразличимы быль и небыль,
На свете только степь и небо,
На свете — птицы, степь и я!..
О счастье духа, счастье тела —
Простор, не знающий предела!

В данном разделе я привёл лишь некоторые фрагменты «Степной антологии» – своеобразной хрестоматии степной поэзии и прозы. Все мы хорошо знаем, что многие естествоиспытатели были великими мастерами художественного слова. Это Э. А. Эверсманн и Л. C. Берг, зоолог С. И. Огнев и ландшафтовед И. С. Забелин.
А известный отечественный географ Ф. Н. Мильков (1918—1996) является не только классиком ландшафтоведения, но и первым ученым, который обосновал существование художественного ландшафтоведения — как особой отрасли научных знаний, полученных посредством художественных описаний природных особенностей и пейзажа.
Так или иначе все они: и учёные, и поэты – способствовали формированию у наших народов научного и художественного образа степи, ныне в значительной степени реально утраченного. Многие из них с болью, тревогой и надеждой писали о проблемах сохранения исконных черт былинной Великой Степи. Научное и художественное наследие исследователей, поэтов и писателей убеждают нас в том, что достижение гармонии в степном поясе Евразии возможно только в результате слияния двух культур — Культуры Природы и Культуры Человека.
Каждая национальная литература имеет свою систему излюбленных, устойчивых мотивов, характеризующих её эстетическое своеобразие. Существуют целые исследования об образе леса — в немецкой литературе, ручья — во французской и т. п. Русская литература в этом отношении изучена недостаточно. Первостепенная значимость образов природы, через которые национальная специфика литературы проявляется особенно часто, на мой взгляд, исследователями нашей литературы еще не осознана. Можно добавить, что в XX веке, в эпоху социалистического реализма, идеи «чистой природы» были умышленно оттеснены природопокорительскими мотивами.
Весьма показательно, что А. С. Пушкин, давая определение народности, на первое место поставил именно природное начало («климат»): «Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии». Если образ правления и вера — исторически изменчивые черты народной «физиономии», то климат, ландшафт, растительность накладывают на неё пейзажный родовой отпечаток. Михаил Лермонтов в стихотворении «Родина» заостряет пушкинскую формулировку: ни «образ правления» («ни слава, купленная кровью», ни «вера» («ни темной старины заветные преданья») не трогают душу поэта. Родина для поэта — прежде всего «степей холодное молчанье», «разливы рек её подобные морям».
Следует отметить, что степной пейзаж стал наиважнейшим объектом внимания отечественных писателей задолго до времени Пушкина и Лермонтова. Гораздо раньше судьба русской государственности решалась именно в степи. Описания Поля, Дикого Поля находим в первых русских летописях и древнерусских произведениях: «Слове о полку Игореве», «Задонщине» и др. Пейзажные мотивы были характерны для всех этапов развития русской литературы. Лишь в советской лирике 1920—40-х годов они уходят на второй-третий план или полностью выпадают из официальной литературы.
У каждого государства есть свой титульный ландшафт. Безусловно, этот ландшафт является наиболее востребованным в национальной литературе.
В поисках такого титульного ландшафта России хочу вновь обратиться к строкам М. Ю. Лермонтова:

И степь раскинулась лиловой пеленой,
И так она свежа, и так родна с душой,
Как будто создана лишь для свободы.

Не эти ли ощущения пестовали наш национальный характер? Ведь именно в степи решалась судьба Российской государственности. Здесь зародились донская, волжская, кубанская, яицкая, оренбургская, алтайская, даурская казачьи вольные общины. Благодаря земледельческому освоению степных и лесостепных просторов Россия протянулась на тысячи верст от Причерноморья до Забайкалья и Тихого океана. Титульность степи для государства русского подтверждает русская литература XIX—XX вв.
Книги классиков литературы – это духовное завещание одного поколения другому. Очень важно, чтобы исследователи степей наших дней сохранили трепетное отношение к тому уникальному ландшафту. Чтобы в процессе познания динамики и природного разнообразия степей, при оценке их природных ресурсов, естествоиспытатели сохранили эстетическое восприятие этого динамичного, непредсказуемого и очень уязвимого ландшафта нашей планеты.

Чибилёв А.А. Степной мир Евразии от Венгрии до Монголии. Отчет по гранту РГО «Степной мир Евразии» за 2012—2013 гг. Т. I. - Оренбург: Русское географическое общество, Институт степи УрО РАН, 2013. — 117 c.https://cloud.mail.ru/public/2V1o/JpBPnnS3y