Скептики скажут, что это маловероятно, что одинаковые фамилии могут встречаться в разных регионах нашей необъятной страны и в разные эпохи. Соглашусь с ними только отчасти, да и то относительно лишь именных фамилий, которые получены по имени одного из предков – Ивана, к примеру, или Петра. Что же касается прозвищных фамилий, которыми гораздо раньше наделялось чаще всего служилое сословие, духовенство, купечество, учитывая ещё и достаточно малое население России (в XVI веке по различным оценкам 6,5 млн человек, в XVII – 10,5 млн, в конце XVIII – 41 млн, в середине XIX – 67,8 млн, а в конце XIX – 116 млн человек), наличие общих корней у однофамильцев, например, из Калининграда и Дальнего Востока вполне возможно и объяснимо. При этом надо ещё иметь в виду, что сама история России – это история её постоянного расширения на юг, на восток, а государственная колонизация, как известно, всегда сопровождалась народной колонизацией, т.е. переселением на новые земли огромных масс коренного населения.
Автору хотелось бы привести лишь один из примеров «круговорота людей в природе», связанный с собственной, в общем-то не очень распространенной фамилией. Несколько лет назад, в потоке вынужденных бежать от войны в Донецкой и Луганской областях Украины, в нашу область прибыла семья его однофамильцев. Глава семьи выбрал Тамбовщину лишь потому, что здесь проживали родственники по линии жены. В разговоре с ним по телефону он объяснил, что сам является потомственным «шахтёром Донбасса» и к тамбовской земле никакого отношения не имеет. Затем вспомнил, что дед его ещё до войны приехал из Оренбургской области и осел на востоке Украины. Автор, в свою очередь, несколько лет занимаясь вопросами переселения тамбовчан в Оренбуржье и зная в некоторой степени миграционные потоки, опередил его и сделал предположение, что дед, видимо, прибыл из села Романовка Сорочинского района Оренбургской области. Однофамилец немало удивился и подтвердил, что и поныне в Романовке живут их дальние родичи. А затем автор долго пытался объяснить ему, что «круг замкнулся», что он невольно вернулся на свою «историческую родину»; что у всех Кочуковых в Тамбовской области, в Оренбургской, Луганской, в Ярославской, а также в Москве и Питере, в Алтайском и Хабаровском крае (наверное, и ещё где-то) один предок из эпохи первого из царей Романовых Михаила Фёдоровича – беломестный казак Борис Иванович Кочуков. Тот самый, что без малого 400 лет назад осваивал Тамбовский край, строил с Биркиным и Спешневым Козлов, с Боборыкиным Тамбов, с Ромодановским «Татарский вал», что подтверждается архивными документами, сохранившими даже его переписку с царём. Через 200 лет часть его потомков, к тому времени причисленных уже к сословию однодворцев, переселилась на Южный Урал. Их партию, в которой были Каревы, Бучневы, Дробышевы, Гребенниковы, Пудовкины, Мордовины, Михалёвы, Рязановы и другие из Притамбовья, а также жители Козловского уезда – Аньшаковы, Барковы, Остроуховы, Солоповы, Патутины и др. – приведёт на новые места вожитель (глава переселенческой партии) Роман Иванович Черемисин из Незнановки, именем которого и зовётся по сей день основанное ими село. Роман Черемисин был первым старостой села. Попробуйте отгадать фамилию нынешнего. Правильно! Глава администрации Романовки на сегодняшний день – Евгений Георгиевич Черемисин.
Но вернёмся к страницам истории двухсотлетней давности. По пыльному тракту идёт на восток очередная переселенческая партия. Исхудавшие лошадки едва тянут подводы со скарбом, с плугами, боронами, с семенным зерном, которое берегут, как зеницу ока, с пропылёнными ребятишками и укутанными в платки бабами на узлах. Загребают пыль порвавшимися поршнями и лаптями бородатые мужики. И у всех – как неподъёмные валуны, тяжёлые думы: «Когда конец пути? Что ждёт на новом месте? Не зря ли поднялись с насиженных веками мест?» Но вместе с тем теплится в сердце надежда, что найдут они землю обетованную, с бескрайними тучными полями и чистыми реками, найдут, обретут своё счастье на новом месте. (Совсем как у героя поэмы Твардовского, тронувшегося на переселение Титка, искавшего свою счастливую страну Муравию). Да и ходоки, ещё в прошлом году побывавшие на новых местах и добившиеся у властей выделения пустующих земель, уж больно их нахваливали. Ревёт гурт уставшего от бескормицы и долгой дороги скота, маются на телегах больные старики и ребятня – не всем одолеть многомесячный путь. А потому немало крестов по обочинам великого тракта из центральной России на восток, в Сибирь-матушку, не одними каторжанами-кандальниками отмечены эти обочины, но и костьми русского мужика-переселенца.
Отчего же снимались с прежних мест тамбовские мужики, равно как и воронежские, курские, орловские? Отчего этот переселенческий поток не иссякал более ста лет? Всё дело в малоземелье, в аграрном перенаселении центральных губерний России. Уже в период столыпинских реформ статс-секретарь Куломзин, по заданию правительства изучавший процессы миграции на восток, проводил опросы переселенцев, выяснял причины их выезда. Все ответы сводились к следующему: «…земли мало стало», «…на землю захотелось», «…под деревнями земли стало больше, чем под пашнями», «…скотине утеснение», «…кола вырубить негде» и т.п.
На рубеже XIX – XX веков остро встал вопрос о перенаселении Тамбовской губернии и прежде всего сельского, составлявшего 92 процента всех жителей. Организованное властями переселение в малообжитые районы Сибири, Урала и Дальнего Востока не смогло коренным образом разрешить проблему. Переселение в 1906–1914 годах 100 тысяч крестьян из Тамбовской губернии составило лишь 3 процента от общего числа проживающих на Тамбовщине. 100 тысяч человек переселяли в течение 8 лет, а всего два года потребовалось губернии, чтобы восполнить эту «потерю» за счёт естественного прироста населения. Этот прирост в 1889 году составил 39   746 человек, в следующем году – 29  119 человек. Население губернии в 1911 году выросло на 65,5 тысяч.
Малоземелье душило крестьянство. Вместо поиска интенсивных методов ведения хозяйства корчевались леса, засыпались овраги, распахивались пастбища. Учёные того времени А.В.Чаянов, А.А.Кауфман считали необходимым для рационального трёхпольного хозяйства наличие лугов и выгонов равной площади пахотной земли. На Тамбовщине процент пашни к 1917 году в 9 раз превышал площадь пастбищных угодий. Обеспеченность землёй наличных душ в сёлах Тамбовщины ввиду роста населения с 1884 до 1920 год снизилась с 2,8 десятины до 0,88 десятины.
При трёхпольной системе земледелия становится тесно при плотности населения в 40 человек на квадратную версту.
С учётом плодородности тамбовских чернозёмов учёные (Н.П.Огановский) допускали её увеличение до 50–55 человек. К 1917 году плотность населения вдвое превышала норму. Людность наших сёл, количество жителей которых нередко составляло от двух до пяти и более тысяч, тогда как, по мнению учёных того времени, для нормального сельскохозяйственного развития оно не должно было превышать одной тысячи человек. Население села Лысые Горы, к примеру, по переписи 1911 года, составляло 12,5 тысячи человек. В настоящее время это население некоторых районов Тамбовской области вместе с райцентрами. Города губернии с их слабо развитой промышленностью также не могли в тот период принять и обеспечить работой избыток сельского населения.
Была и ещё одна причина переселения, особенно это касается начала XX века и периода первой русской революции. Испытав весь ужас погромного движения и незаконного захвата помещичьих земель крестьянами (размах этого движения в Тамбовской губернии был наиболее масштабным в России), правительство предприняло и достаточно успешно осуществило мероприятия по изъятию наиболее «горючего», социально опасного элемента и переселению его на восток. Энергия потенциальных погромщиков, революционеров была направлена на освоение новых земель, а не на захват и передел старых. «Вы хотели земли? Так берите! Берите, сколько смогут охватить ваши загребущие руки! Земли в Сибири хватит на всех!» О том, как нелегко просто дойти до неё, до «земли обетованной», как нелегко вырвать её у вековечной тайги или сберечь от степных суховеев тонюсенький плодородный верхний слой (поневоле вспомнишь метровый чернозём тамбовский, который не навозили лишь потому, что он и так слишком жирный), переселенцы сполна познают позже.
Всё это будет потом, во времена столыпинских реформ, а за сто лет до того шли на восток первые переселенцы, высылая вперёд своих поверенных разведать и «приискать» подходящую землю. Потому и хранят оренбургские архивы многочисленные переселенческие документы, подобные этому:
«Его сиятельству господину генералу от кавалерии, оренбургскому военному губернатору и разных орденов кавалеру князю Григорию Семёновичу Волконскому.
…Прошлого 1806 года октября 3 дня Тамбовской губернии однодворцев поверенные Тамбовской округи села Лысых Гор Козмодемьяновской слободы Тимофей Мальцев и Козловской округи села Челнавский острожек Антон Глушков Оренбургскую казённую палату просили на отысканную ими свободную казённую землю в Бузулуцком уезде поселить сто сорок шесть семей (переселенцев)».
Через год уже Тамбовская казённая палата выдавала этим «переходцам» именные регистры для переселения, а ещё через год, 16 марта 1808 года, согласно этим регистрам, Бузулуцкий земской суд водворял тамбовских переселенцев на приисканную землю, улаживал спорные вопросы пользования землями, пастбищами, водой с соседними населёнными пунктами, с кочевьями инородцев и пр.
Так, или примерно так, было основано тамбовчанами село Баженовка (к сожалению, ныне несуществующее), названное по фамилии Фёдора Баженова, который привёл на эту землю семьи Кожевниковых, Колодиных, Синельниковых, Смагиных, Рязановых, Чулковых, Романцовых, Пудовкиных. (Исследователям следует иметь в виду, что часть Бузулуцкого уезда Оренбургской области, включая связанные с тамбовскими переселенцами населённые пункты, входит ныне в Борский район Самарской области).
В том же районе фамилией вожителя переселенческой партии из Тамбовской губернии Патрина названо село Патровка. Пройдёт 70 лет, и часть жителей села уйдёт дальше, на восток, и на карте Новосибирской области появится ещё одно село с названием Патровка. Потомок основателей оренбургской Патровки Алексей Фёдорович Патрин, командир артиллерийского полка, за мужество и героизм при форсировании Днепра будет удостоен высокого звания Героя Советского Союза; уроженец Баженовки Филипп Иванович Рязанов будет воевать в Гражданскую в 25-й дивизии Чапаева, а в Отечественную пройдёт путь от Волги до Берлина и оставит свою подпись на стенах Рейхстага.
Есть ещё немало сёл в Оренбургской области, основанных тамбовчанами, в частности, село Нижний Гумбет, где самыми распространёнными фамилиями и поныне являются Пчелинцевы, Юрьевы, Поповы, Нагорновы, Уваровы, Поздняковы, Юмашевы, Пересыпкины, Савенковы, Кудрявцевы, Коняхины, Бурцевы, Бурковы, Гладышевы.
Переселенцами из Лысых Гор Тамбовской области – братьями Скворцовыми, Григорием, Лаврентием, Андреем, Федотом Ивановичами и их родственником Семёном Васильевичем Скворцовым – в Курманаевском районе Оренбургской губернии основано село, названное их именем – «Скворцовка» (в настоящее время территориально вошла в состав села Лабазы того же района). В городах и сёлах Оренбуржья, включая областной центр, живёт немало потомков тамбовских переселенцев, носителей фамилий Обуховых, Кожевниковых, Чеботарёвых, Прокудиных, Трегубовых, Стрыгиных, Буданцевых, Воропаевых, Сафоновых, Шмелёвых (приведены только ещё не упоминаемые ранее). В суете дней порой не задумываются они о происхождении своих фамилий и собственных корней. Для тамбовчан при упоминании этих фамилий сразу происходят невольные ассоциации с тамбовскими носителями этих фамилий: с известными нашими писателями Стрыгиным и Черемисиным, или Героем России Буданцевым, мэром Тамбова Чеботарёвым, или профессором ТГУ Усковым… Список можно продолжать бесконечно.
Действительно, для многих жителей Оренбуржья история их малой родины начинается, как правило, словами о том, что село их было основано в первой половине XIX века переселенцами из Тамбовской губернии. Отсюда и ведут отсчёт, не задумываясь, что до этого их предки целых 200 лет жили где-то на Цне, Челновой или Вороне. Порой не думают даже, что история оставшихся на Тамбовщине их родственников (теперь уже дальних) с отъездом на новые земли их предков на этом не закончилась, она продолжается по сей день, при этом, не менее славная, зачастую трагичная. И, как всегда это было у русских, необычайно трудная.
Жили и живут за многие тысячи километров друг от друга российские сёла, жители которых носят одни и те же фамилии. И стоят в оренбургских и тамбовских сёлах обелиски односельчанам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, а на их плитах – десятки одних и тех же фамилий. Нет, не однофамильцев, а имеющих общих предков дальних родственников. И если в Оренбургской области родились и выросли Герои Советского Союза Муравьёв, лётчик, генерал-лейтенант Карев, Герой Социалистического Труда Бучнева, то для Тамбовской области дороги имена основоположника современного тамбовского краеведения Н.В. Муравьёва, первого заместителя председателя областной думы В.Н. Карева, Героя России Ю.Ф. Бучнева. Жители пригорода Владивостока Шкотово гордятся своим земляком главным редактором общероссийской газеты «Известия» Мамонтовым, а тамбовчане Героем Советского Союза командиром стрелкового батальона при штурме Кенигсберга Мамонтовым из села Полковое, а также заслуженным артистом России татановским Мамонтовым. Среди выходцев из этих «родственных» сёл немало известных писателей, заслуженных художников, прославленных военачальников и политических деятелей.
Кстати, о политических деятелях. Доподлинно известно, что оренбургское село Адамовка основано переселенцами из Притамбовья Колодиными, Муравьёвыми, Туевыми, Решетовыми, Усковыми, Левиными. Среди них особо выделялись четыре брата Маленковы, родоначальники всех оренбургских Маленковых. С Оренбургом связано имя бывшего Председателя Совмина СССР Георгия Максимилиановича Маленкова, некогда второго после Сталина руководителя страны. И хоть сам он в автобиографии не очень внятно указывал на какие-то дворянские корни из далёкой балканской Македонии, для оренбуржцев давно не секрет, что корни его из той самой Адамовки, куда в 30-е годы XIX столетия пришли братья Маленковы. Живы ещё некоторые из уроженцев этого села Маленковы, проживающие ныне в Санкт-Петербурге и Киеве, которые ездили к Георгию Максимилиановичу в Москву, и он помогал им по-родственному устроить детей в институты, помочь с жильём в столице и т.п. Личность далеко не однозначная, равно как и его деятельность. Здесь же упоминается автором, как пример необычайного взлёта потомка тамбовских переселенцев в Оренбургскую губернию до самых вершин политической власти в стране.
О том, что далеко не все Маленковы выехали с Тамбовщины в Оренбуржье, свидетельств немало. Вот лишь один пример из истории притамбовского села Суравы, трагичного для нашего региона периода крестьянского восстания – «антоновщины». После жестокого подавления крестьянского выступления, к осени 1921 года, власти озаботились сбором урожая с «бандитских» полей, хозяева которых были убиты, находились в концлагерях либо выселены с территории губернии. Так, архивные документы свидетельствуют, что в Сураве с 22 «бандитских» наделов убран хлеб и среди них наделы участников восстания братьев Тимофея, Афанасия и Фёдора Григорьевичей Маленковых, а также Алексея Сергеевича и Фёдора Ефимовича Маленковых, а убирали этот хлеб активисты сельсовета Фёдор Ильич и Максим Тарасович Маленковы. Позднее весь этот хлеб ссыпан на хранение в амбар ещё одного Маленкова – Ильи Ефремовича.
Отчего же оренбургская земля стала для переселенцев-тамбовчан столь привлекательной? Ведь дальше на востоке их могла ждать земля более обширная, многоводная, лесная. Знакомство с документами архивов дают основания предположить следующее: через Оренбургскую губернию пролегал «главный переселенческий тракт» в Сибирь, Приамурье, Дальний Восток, а также на Алтай и Семиреченскую и Семипалатинскую губернии. Очень многие переселенцы, из числа наиболее бедных, не одолев и трети пути, утрачивали всякую возможность двигаться дальше и оседали в Оренбургской губернии, чаще всего незаконно. Поэтому сохранилось немало документов, особенно во второй половине XIX века, с прошением к местным властям узаконить их пребывание здесь и «приписать» к какому-нибудь сельскому обществу.
Очень часто «тамбовские хитрованы» делали это умышленно. Получив известие от своих родственников и земляков, уже обосновавшихся в Оренбуржье, о подходящих условиях жизни на новом месте, двигались туда намеренно, хотя имели на руках предписание в Омскую, к примеру, губернию. Так и получалось, что к старожилам Кожевниковым, Пчелинцевым, Дробышевым, Поздняковым и другим подселялись те же Кожевниковы, Пчелинцевы, Дробышевы, Поздняковы, у которых, к несчастью, именно в этих местах пали волы и лошади, поломались телеги, и по «расстройству и оскудению» двигаться дальше не было никакой возможности.
Показательно в этом отношении прошение поверенного от тамбовских переселенцев-
однодворцев Зота Романцова:
«Прошение Его Превосходительству г. Министру финансов от поверенного от однодворцев разных селений Тамбовской губернии и уезда Зота Романцова.
По недостатку в Тамбовской губернии земли и прочих угодий с разрешения тамошнего начальства уволен я с товарищами в числе 99 душ в Томскую область для заселения там на свободных казённых землях, куда с данными нам от Тамбовского Земского суда билетами и отправились, но во время следования в пути сделался у нас большой упадок лошадей и многие из товарищей моих изнурились от болезней, отчего и не могли уже продолжать дальнейшего пути и потому принуждёнными нашлись остановиться на квартирах в Оренбургской губернии в Бузулуцком уезде, и как узнали, что в оном уезде есть свободная казённая земля, заключающаяся в 204-х тысячах десятинах, на которой в поселении состоят деревни: Алексеевка, Алексеевка Съезжая тож и Осиповка Калмаков колок тож, то и желаем на той поселиться.
А потом прилагаю у сего семействах товарищей моих имянной реэстр, Ваше превосходительство всенижайше прошу по объявленной причине меня с теми товарищами в числе 99-ти душ на означенную землю, в Бузулуцком уезде лежащую, причислить нарезкою нам узаконенной пропорции земли и отдать кому следует предписание.
Марта 1 дня 1828 года.
К сему регистру вместо просителя Романцова по безграмотности его и просьбе руку приложил коллежский секретарь Пётр Гребенщиков».
Далее следует регистр с перечислением переселенцев: слободы Красный городок села Лысых Гор – семейства Романцовых, Юрьевых, Пчелинцевых, Патриных, Коньшиных, Пудовкиных, Синельниковых, Беломестной слободы Лысых Гор – семейства Черемисиных, Колодиных (пять семей), Солдатской слободы Лысых Гор – Каменевых, Лазухиных (последняя фамилия за несколько столетий претерпела изменения: Лозухины, Лазукины; в настоящее время чаще встречается как Лазеевы), а также из Иноземческой Духовки Тамбовского уезда пять семей Петровых, пять семей Акинтеевых (или Акинфеевых) и семь семей Енчевских.
Также на Южный Урал в бывшую Оренбургско-Уфимскую губернию в 1871 году переселилось больше половины из 800 крестьянских дворов села Ира Гавриловской волости Кирсановского уезда Тамбовской губернии. Ими основано село с одноимённым названием Ира, ныне входящее в городской округ г. Кумертау Республики Башкортостан. Документы сохранили сведения об их земляках – Фёдоре Архипове и Василии Скачкове, которые за год до переселения выезжали туда для «приискания» подходящих земель для заселения.
Переселение из Тамбова в Оренбург длилось более ста лет, но до отмены крепостного права в 1861 году только за счёт однодворцев, позднее причисленных к сословию государственных крестьян. В этой среде потомков служилых людей «по прибору» – казаков, стрельцов, пушкарей были свежи в памяти навыки воинской службы. Уклад их жизни без крепостного помещичьего гнёта, с выборностью всем обществом представителей сельской и волостной власти, членов мирского суда, общественным распределением земли, повинностей, податей более походил на уклад жизни в казачьих регионах. Поэтому часть переселенцев первой половины XIX века имела возможность быть причисленной к Оренбургскому казачьему войску и начать жизнь на новом месте со службы на Оренбургской линии, призванной в то время охранять российские рубежи от Хивинского, Кокандского ханств, от многочисленных кочевников.
Как часто в советский период наши политики и (к сожалению) учёные клеймили позором переселенческую политику «проклятого царского режима», описывали ужасы переселения и массовой гибели переселенцев в дороге, невыносимые условия на новых местах. А сколько вылито ушатов грязи на так называемые «столыпинские вагоны»? Позднее не желали замечать, что именно благодаря этим вагонам осуществили грандиозные выселения в Сибирь и на Север миллионов раскулаченных, политзаключенных, репрессированных.

* * *

Есть необходимость, ссылаясь на документы прошлого, разобраться в реалиях того времени.
Для водворения назначались местности, где по расчёту на душу было: в степной полосе – более 15 десятин, в нестепной – более 8. Здесь заранее отводились для водворения переселенцев участки от 4 до 5 тысяч десятин каждый.
Во время пути переселенцев правительственные органы доставляли им продовольствие, устраняли затруднения, заботились о заболевших, на местах водворения для них заготавливался хлеб, сено, рабочий скот и земледельческие орудия, а также отпускался лес на постройку жилья и денежное пособие в размере от 10 до 60 рублей на семью. Кроме того, переселенцам предоставлялись 6-летняя льгота от воинского постоя, 4-летняя полная и 4-летняя половинная льгота от податей (налогов), сложение (прощение) всех прежних недоимок, и на три набора они освобождались от рекрутской повинности.
С 1831-го по 1866 год на этих основаниях было переселено до 320  000 душ. Данные, собранные уже в 1880-е годы, позволяют думать, что дело было поставлено в целом неплохо: чиновники на местах входили во все детали устройства переселенцев. Большинство основанных в то время поселений достигло высокого благосостояния, и старики с благодарностью вспоминают окружавшую их при переселении заботу. Были, однако, и неудачи: отдельные поселения бедствовали, а иногда и вовсе распадались. Происходило это чаще всего из-за неудачного выбора места водворения. Рядом с организованным, правительственным переселением осуществлялось и самовольное. Из Тамбовской губернии с 1838-го по 1846 год самовольно выселилось 7 876 душ. На местах водворения практически все «самовольщики» также приписывались и наделялись землёй.
Вопросами переселения в то время ведали Министерство внутренних дел и Министерство государственных имуществ. Заведование переселением крестьян на местах выхода возлагалось на земства, на местах водворения – на присутствия (ведомства при губернском правлении) по крестьянским делам, а в пути – на переселенческие конторы. Постоянно действовала переселенческая контора в Сызрани. Кроме того, в 1886 году в Екатеринбург, Оренбург, Златоуст, Тобольск, Томск для содействия переселенцам были командированы особые чиновники. В 1889 году был окончательно утверждён Закон о переселенцах, упорядочивший многие аспекты государственного и самовольного переселения, который в последующие годы был дополнен рядом новых распоряжений. В узловых пунктах Перми, Тюмени, Томске, Иркутске возникли частные переселенческие комитеты, а также Общество вспомоществования в Петербурге. На деньги, отпущенные особым правительственным комитетом, и на частные средства были устроена на переселенческих путях система врачебно-питательных пунктов, благодаря чему заболеваемость уже в 1893 году сократилась в 4 раза, а смертность среди заболевших –- вдвое. На содержание этих пунктов, число которых превышало 15, в 1897 году было отпущено 400  000 рублей. Ссуды на домообзаведение на местах водворения стали достигать в иных местах до 100 рублей на семью, в степных районах для переселенцев заранее сооружались лесные склады.

* * *

Особенно интенсивно осуществлялось переселение из Тамбовской губернии в Сибирь, на Дальний Восток и Алтай в последней четверти XIX века. Так за семь лет с 1887-го по 1893 год на границе Сибири было зарегистрировано 6  796 семей переселенцев из Тамбовской губернии. По количеству переселенцев её опередила только Курская, далее шли со значительным уменьшением Воронежская, Вятская, Самарская, Полтавская, Рязанская, Пензенская и другие.
Регистрация переселенцев, проведённая в Алтайском округе с 1884-го по 1893 год, показала, что наибольший их приток приходится на выходцев из Тамбовской губернии – 37  918 душ, затем из Курской – 35  150 душ, Воронежской – 21  823, Рязанской – 17 138, Пензенской – 7  023 и т.д.
Значение переселения на Алтай для развития этого российского региона огромно, по мнению жителей края и его нынешнего руководства, «…Алтай строился и развивался руками переселенцев...» Поэтому совсем не случайно, что в 2012 году в центре Барнаула, в год 150-летия со дня рождения Петра Аркадьевича Столыпина, открыт памятник крестьянину-переселенцу, единственный на сегодняшний день в России. Его называют ещё «Монументом Его Величеству Крестьянину».
Ещё в первой половине XIX века на Алтае выходцами из Тамбовской губернии было основано село Тальменка. По некоторым данным, основали его братья Ерофей и Антон Казанцевы с сыновьями из села Горелое и Степан Худяков из Пушкарей Тамбовского уезда. Следует отметить, что большинство переселенцев на Алтае, в отличие от других регионов, не основывали новые сёла, а «подселялись» к населённым пунктам алтайских старожилов, в некоторых случаях по численности новосёлы начинали превышать коренное население.
Так, согласно дореволюционным спискам домохозяйств села Калманка Усть-Калманской волости, среди его жителей свыше 30-ти носителей «тамбовских» фамилий. Особенно многочисленными были семейства Авериных, Зениных, Колмыковых Мухортовых, Ланиных, Прониных, Пеньковых, Полянских, Поздняковых, Долговых, Карелиных, Стрыгиных, Чуриковых и некоторых других. В волостном центре – Усть-Калманке – преобладающими фамилиями из переселенцев были Гребенниковы, Дробышевы, Старковы, Кочуковы, Черемисины, Щербинины, Ярцевы.
Когда-то, ещё в XVII веке, потомками пришедших в Сибирь с Ермаком казаков было основано село Колыванское Павловского района Алтайского края, а в 1890 году к ним была подселена крупная партия переселенцев из сёл Тамбовского уезда. По переписи 1911 года в этом селе значилось 8 семей Стрыгиных, 7 – Загузовых, 6 – Татариновых, 5 –Дряневых, по 4 семьи – Скоковых, Корякиных, Пудовкиных, по 3 – Синельниковых, Макаровых. Помимо упомянутых проживали также Филатовы, Воротниковы, Банниковы, Бирюковы, а также Кобзевы, Мещеряковы, Хаустовы, Воеводины, Горшковы.
Вместе с этой партией, спасаясь от нужды и безземелья, в Колыванское прибыл и житель села Беломестная Криуша Тамбовского уезда Лукьян Спиридонович Скворцов, с женой и тремя сыновьями. Прибывшие на Алтай Скворцовы, равно как и основавшие оренбургскую Скворцовку, являлись потомками известного по периоду освоения Тамбовского края в первой половине XVII века есаула беломестных казаков Григория Скворца. Один из сыновей Лукьяна Спиридоновича воевал на русско-японской и был отмечен Георгиевским крестом, два других уже во время Первой мировой войны дослужились до офицерских чинов. Особым бесстрашием и геройством отличался Фёдор Лукьянович. Ещё до войны он состоял на сверхсрочной службе и встретил войну в чине подпрапорщика. За неполных 8 месяцев войны Фёдор за проявленные неоднократно храбрость и мужество становится полным Георгиевским кавалером. За это время, в критических ситуациях или при убытии командира, он исполнял должность командира роты, поэтому не случайно уже через год с начала войны ему присваивается первый офицерский чин. Войну он закончил в звании штабс-капитана, заслужив ещё 3 офицерских ордена, был неоднократно ранен и контужен. По прибытии на родину его арестовала и чуть не расстреляла колчаковская контрразведка за якобы демонстративный отказ вставать при исполнении гимна «Боже, царя храни» и большевистские суждения. Позже он насильно был мобилизован в колчаковскую армию и погиб в бою с красными в Пермском крае.
В истории Фёдора Скворцова имеется примечательный факт, свидетельствующий о том, что в первые десятилетия после переселения «тамбовские сибиряки» ещё долго поддерживали связи с оставшимися на Тамбовщине родственниками; с фронта Фёдор Скворцов писал письма и даже посылал небольшие суммы денег с первого офицерского жалования своим родственникам в Беломестную Криушу.
Потомками криушинско-колыванских Скворцовых являются наши современники – художник с мировым именем Олина Вентцель (в девичестве Скворцова), работы которой хранятся в музеях Парижа, Копенгагена, Амстердама, в США; доктор исторических наук, сотрудник РАН, Президент международной организации учёных-кавказоведов Александр Крылов и другие.
В конце XIX века переселились на Алтай в село Бураново Калманской (ранее Шадринской) волости выходцы из Беломестной Двойни, Незнановки, Татанова Долговы, Леоновы, Мордовины, Кочуковы, Жеребятьевы, Панковы, Щукины. В алтайском селе Крутиха, в то время Бурлинской волости, обосновались переселенцы из Тамбовской губернии Коробовы, Курбатовы, Коньшины, Бобровы, Берсеневы, Тепляковы, Скворцовы, Селивёрстовы. Новую родину обрели тамбовские переселенцы также в сёлах Панкрушихинского района Кривое (Бирюковы, Кузенковы, Берсеневы, Миловановы, Чистяковы, Ананьевы, Кожевниковы) и Подойниково (Ульянины, Полянские). В село Шилово бывшей Шадринской волости прибыли с Тамбовщины Дроковы, Мухортовы, Мотовниковы, Расщупкины, Шальневы.
Из села Кочетовка Изосимовской волости Козловского уезда на Алтай переселилось большое семейство во главе с Яковом Лазаревичем Нечаевым, 43-х лет, с женой, тремя взрослыми сыновьями, дочерью, внучками и 80-летним отцом Лазарем. В настоящее время потомки кочетовских Нечаевых живут на Алтае, в Приморском крае. Среди них сотрудники прокуратуры, крупные фермеры, военнослужащие. О своих тамбовских корнях они помнят.

* * *

Переселение тамбовчан на Амур и в Приморье пока ещё исследовано недостаточно. Известно, что в 1860 году от Хабаровска вниз по Амуру ими, вместе с переселенцами из других губерний, было основано 9 новых поселений, в том числе Тамбовское (ныне райцентр Хабаровского края Тамбовка), позже основаны Верхнетамбовское, Нижнетамбовское и другие поселения.
О том, что в освоении Приамурья участвовали и тамбовчане, может свидетельствовать и такой факт. В 1924 году на территории Амурской области вспыхнуло крестьянско-казачье восстание против Советской власти, названное историками «Зазейским». Повстанцы даже попытались создать свою народную крестьянскую республику, но были жестоко подавлены. Среди активистов и участников были Алатырцевы, Баженовы, Воропаевы, Колодины, Саяпины, Шабановы, Таранины, Токмаковы, Бородины – фамилии столь распространённые на Тамбовщине, что можно предположить: участниками восстания были потомки некогда переселившихся на Амур тамбовчан.
О судьбе одной из переселенческих партий в эти дальние края стоит рассказать отдельно. В 1859 году в Тамбове была организована вторая (значит, была и первая) партия переселенцев-добровольцев на Амур из 175 человек. Основу её составляли выходцы из Куксова и Татанова Мамонтовы, Колягины, Чуксины, Кочергины, а также Арзамасцевы (с. Городище Бондарского района), Астафуровы (с. Прудки Знаменского района), Плотниковы, Поповы (с. Сурава Тамбовского района), Губановы, Жариковы, Пырковы, Камынины, Плетнёвы и др. Долог был их путь, без малого три года потребовалось, чтобы прийти на берег Амура и основать здесь село Троицкое.
Жизнь в новых социально-экономических и, прежде всего, природных условиях на новом месте внесла серьёзные изменения в материальный быт и структуру занятий. Многие стали заниматься охотой, рыболовством, заготовкой дров для ходивших по Амуру пароходов, извозом, кустарными промыслами. Часть новопоселенцев, не желая оставлять привычное хлебопашество и находя условия для него на Амуре недостаточно подходящими, решила переселяться дальше в Приморье.
Около 200 человек из сёл Троицкое, Тамбовское, Пермское в 1864 году переселились на берега Японского моря – в район гавани Святой Ольги. Как говорится, «и на Тихом океане свой закончили поход». Бывшие татановские крестьяне основали деревню Новинка, но и здесь часть из них не усидела из-за частых наводнений и переселилась в с. Шкотово (ныне пригород Владивостока). Память о переселенцах сохранилась в топонимике здешних мест до сих пор – Мамонтова падь, Пырково озеро, река Арзамазовка, Колягина падь, Мамонтов ключ, Пашкеева пристань и др.
Видимо, именно в Шкотове нашли неугомонные куксово-татановские мужики «землю обетованную»: распахивали землю, строили заимки, имели в хозяйствах по 10 и более лошадей, много другого скота. К примеру, в хозяйстве Ивана Константиновича Мамонтова, чуть ли не первого дальневосточника, родившегося ещё в с. Троицком на Амуре, на 1931 год имелось 10 оленей, 8 рабочих лошадей, 6 коров, 12 свиней, два дома, заимку. Свыше 10 гектар пашни он сдавал в аренду китайцам.
Его дядька Герасим Григорьевич Мамонтов имел в своём хозяйстве 12 лошадей. Такой вопиющей «несправедливости» Советская власть, надо полагать, потерпеть не могла, и все наши куксово-татановские дальневосточники сполна вкусили все «прелести» коллективизации и раскулачивания. Многих уничтожили просто как класс. К слову, именно этими «мироедами» в Шкотово была построена и открыта первая школа, на себя они взяли также денежное содержание нанятого учителя. (Автору невольно вспоминаются архивные документы с описями имущества раскулаченных в Татанове, Сураве, Беломестной Криуше, после чего приходит понимание, какого действительно высокого благосостояния достигли на новом месте переселенцы. По сравнению с ними, на Тамбовщине раскулачивали нищих!).

* * *

В Законе от 18 июня 1892 года определённо говорилось, что переселение на Амур «совершается желающими за собственный их счёт, без всякого денежного пособия со стороны казны». Переселенцы освобождались от подушной подати навсегда, от рекрутской повинности — на 10 наборов, от оброчной и поземельной податей — на 20 лет, от земских повинностей — на 3 года. На семью отводится по 100 десятин. По истечении 20 лет со времени водворения общества и семьи могли выкупать землю в собственность по 3 рубля за десятину. Отведённые земли должны быть обработаны в течение пяти лет под страхом отобрания в распоряжение казны. Местности для отвода земли переселенцам намечались правительством, но самый отвод участков производился по собственному избранию переселенцев. По этому закону 18 июня 1892 года переселение на Амур допускалось для всех тех крестьян и мещан, которые выполнят требования относительно выхода из состава прежних обществ и окажутся имеющими средства, достаточные для переселения и водворения в новом месте жительства без всякого пособия от казны...
В заключение некоторые статистические данные, относящиеся к осуществляемому переселению, а также оценки его различными слоями российского общества.
О благосостоянии водворённых на новых землях переселенцев говорят цифры исследований: так, в Енисейской губернии переселенцы имели в среднем от 3,9 до 4,6 рабочих лошадей и от 12,4 до 15,1 десятины запашки. При равенстве остальных условий благосостояние переселенцев зависело прежде всего от продолжительности пребывания на новоселье. Так, в посёлках Акмолинской губернии в 1884 году было крупного скота по 3 головы, посева — по 3,6 десятины, а к 1891 году — уже 8,4 и 9; в посёлках Семиреченской губернии в среднем на двор у только что поселившихся было 3,8 головы крупного рогатого скота и 2 десятины посева, у проживших год — 4,7 и 3,5, у проживших 2-3 года — 10,3 и 5, 3-4 года — 12,6 и 5,7, 5-6 лет — 14,4 и 6,2, от 7 до 11 лет — 19,2 и 7,4. По данным Томской губернии, цифры скота и посевов возрастают весьма быстро до четвёртого года, а затем рост их почти приостанавливается. Сильно влияет рабочий состав переселенческой семьи; с 3 рабочими вдвое чаще заводят запашку сразу по прибытии, чем с 1 рабочим; средние размеры благосостояния для первых — 3,8 рабочих лошадей и 8,7 десятины посева, для вторых — всего 1,6 и 2,7. В Енисейской губернии причисленные переселенцы в старых селениях имели по 3,9 рабочих лошадей, 4,1 головы крупного рогатого скота и 12,5 десятины запашки; в новых посёлках соответственные цифры — 4,2, 3,7 и 11,8.
Наибольшего развития достигли меры, осуществляемые правительством в лице его ведомств и в незначительной степени благотворительными организациями и сообществами самих переселенцев. Меры эти имели между собой мало общего: создание сельскохозяйственных складов и церковное строительство переселенческих посёлков. Первоначально, возникшие в ведомстве министерства земледелия, склады в 1897 году были переданы в ведение переселенческого управления, в распоряжение которого был предоставлен и значительный оборотный капитал — свыше 300  000 рублей. Обороты складов быстро достигли значительных размеров: с 1898-го по 1 сентября 1903 года они составили на орудиях и машинах 4  186  000 рублей, на хлебе и семенах 1 105  000 рублей. За один 1 902 год было продано: плугов 7 176, сеялок 1 597, сенокосилок 1 034, конных грабель 1 062, жатвенных машин 1 261, веялок 603, молотилок 157, много кос, серпов, невыделанного железа и т. п. Деятельность складов часто критиковалась за чрезмерную коммерческую направленность, за отсутствие согласованности их деятельности с местными условиями, за недостаточное улучшение агрономической техники у переселенцев и т. п. — и эти обвинения, по-видимому, имеют немало оснований. Тем не менее, заслуга складов очень велика: они широко раскрыли двери для проникновения к переселенцам и сибирским старожилам орудий и машин заводского производства.
Церковное строительство происходило за счёт частных пожертвований, сбор и заведование которыми были возложены на подготовительную комиссию Сибирского комитета. До 1 августа 1903 года в так называемый «Фонд императора Александра III» поступило для этой цели 1  823 127 рублей. На эти деньги была предпринята постройка 218 церквей и 184 школьных зданий, из которых 146 церквей и 167 школ к тому времени уже были готовы и освящены. По принятой комиссией системе на постройку каждой церкви и школы ассигновалась только часть необходимых средств; остальное – за счёт добровольного участия заинтересованного населения.
В период столыпинских реформ царское правительство в первую очередь стремилось по возможности расширить и усилить переселенческое движение и этим способом разрядить на местах выхода ту напряжённую атмосферу, которая выражалась в погромах и иных аграрных беспорядках 1905 года. Сибирский комитет, в руках которого сосредоточивалось с начала 1893 года высшее заведование переселением, в конце 1905 года официально закрыт. Законодательные и сметные вопросы перешли в ведение государственного совета, распорядительные — в ведение подлежащих ведомств. Указом от 6 мая 1905 года переселенческое управление и все дела, касающиеся переселения, переданы из Министерства внутренних дел в Главное управление земледелия и землеустройства (бывшее Министерство земледелия). С начала 1906 года вводится новая местная организация, при которой землеотводные партии сливаются в одно целое с учреждениями по водворению и устройству переселенцев на местах.
Если большинство правительственных чиновников смотрело на переселение до самого последнего времени с опасением и недоброжелательством, то со стороны прогрессивно мыслящих представителей общественности делались постоянные попытки доказать неосновательность такого отношения и показать важное, положительное значение переселения в общей системе аграрной политики. Ещё князем Васильчиковым была высказана мысль, что «никакой аграрный и социальный строй не может быть признан довершённым, полным и прочным, если он не дополняется правильной системой колонизации». Россия — это подчёркивалось многими авторами — поставлена в этом отношении в особо благоприятные условия, так как у нас переселения не имеют характера эмиграции и не приносят государству никакой потери в населении, а напротив, способствуют приобщению к культуре обширных незаселённых территорий и увеличивают мощь народа и государства. Писатели народнического направления подчёркивали, что «колонизация есть самое могучее средство к расширению народного землевладения» (Южаков). «Непосредственное следствие переселения — разрежение населения там, где ничтожный земельный надел ведёт к ненормальному повышению арендных цен и понижению заработков; поэтому переселение — необходимое звено в цепи мероприятий, направленных к улучшению условий крестьянских заработков и аренд» (Южаков, Тернер).

* * *

Предложенный читателю материал лишь в малой степени повествует о разделе отечественной истории, связанной с переселением и освоением огромных территорий Южного Урала, Алтая, Сибири и Дальнего Востока, и касается в основном переселения из Тамбовской губернии. Данная тема настолько объёмна и многогранна, что требует самого тщательного и детального научного исследования.
Актуальность этой темы связана ещё и с реальной угрозой потерять некогда освоенные нашими предками дальневосточные земли, в силу «тихой и мирной» агрессии со стороны южного соседа. (О том, что угроза реальна, автор, долгое время изучавший Китай и китайцев, может судить достаточно обоснованно). Об особенностях постепенного заселения китайцами приграничных районов Хабаровского и Приморского краёв с цифрами в руках и аналитическими выкладками на ближайшие десятилетия (ныне большинство из них, к сожалению, подтвердились) ещё в конце 80-х годов предупреждала Жанна Антоновна Зайончковская, создатель и долгие годы руководитель Центра миграционных исследований. (На одном из переселенческих форумов в Москве в конце 90-х годов прошлого века автору посчастливилось общаться с этим замечательным исследователем и человеком и обсуждать в том числе и проблемы «китайской» миграции). Ей принадлежат слова «От миграции прямо зависит будущее России. Ведь «демографическое одеяло» нашей страны слишком тонкое. Если натянешь в одном месте, образуется прореха в другом. Поэтому без мигрантов нам никак не обойтись». Не профессор, не доктор наук, она стала, тем не менее, той авторитетной «инстанцией» в вопросах миграции, к которой обращаются «за последним словом» журналисты, отечественные и зарубежные учёные.
Нынешнему российскому руководству, придающему должное значение этому колоссальному с точки зрения экономического потенциала региону страны, как Сибирь и Дальний Восток, и делающему некоторые шаги в создании заинтересованности людей закрепляться в этих районах (достаточно вспомнить «дальневосточные бесплатные гектары»), необходимо обратить внимание на огромный столетний опыт дореволюционной России по переселению и освоению этих земель.
Разумеется, экономическая, и в первую очередь демографическая ситуация в стране очень отличается от той, что вызывала переселение из избыточных людским ресурсом центральных районов России в XIX – начале XX века. В этой связи на память приходят наблюдения автора о двух поездках, имевших место с разницей почти в тридцать лет. Первая относится к началу 1990-х, когда автор, будучи в командировке в Хабаровском крае, обратил внимание на обширную делянку молодого леса в сотню гектаров. На его замечание о заслуживающей похвалы деятельности лесоводов местный собеседник угрюмо пояснил, что это тайга «наступает» и «самосевом» осваивает бывшие поля бывшего колхоза. А ещё запомнился одинокий бородатый, белый как лунь старик на завалинке своего дома в некогда многолюдном селе на высоком берегу Амура, покинутом его жителями. Последний житель умершего села, судя по возрасту, вероятно, помнил ещё первопоселенцев.
Вторая поездка связана с «Золотым кольцом», исконно русскими районами Ярославля, Владимира, Суздаля. Свернув с «благоустроенных» туристических трасс, автор почти полдня ехал по приличной асфальтовой дороге, которая следовала через заброшенные русские деревни с почерневшими дивными наличниками и заколоченными крест-накрест ставнями. Как и то дальневосточное село, эти деревни были покинуты жителями. И это всего в двухстах километрах от Москвы!
Проблем, связанных с построением продуманной переселенческой, миграционной политики, не перечесть. У нас же, наряду с отдельными, пока ещё слабыми попытками их разрешения, отчего-то принимается решение о ликвидации самостоятельной Федеральной миграционной службы и передаче её сокращённого на треть личного состава в органы МВД. Неужели не понятно, что у российской полиции и без этого «дополнительного органа» забот и полномочий предостаточно? Неужели не понятно, что анализом миграционных потоков и выработкой рекомендаций по осуществлению переселенческой политики в МВД заниматься не будут? И не в том их вина, у них свои функции.
Тем не менее, хочется верить, что Россия, как всегда, найдёт решение и этих проблем. Найдёт, как это часто бывало в её истории «не благодаря кому-то и чему-то», а «вопреки». Найдёт непременно, следует только чаще обращаться к собственному, хоть изрядно и подзабытому опыту.
Автор выражает искреннюю благодарность представителям администраций, учителям, школьникам и жителям оренбургских сёл Адамовка, Романовка, Скворцовка, Баженовка, Нижний Гумбет и других за помощь в сборе материалов о тамбовских переселенцах и их потомках, и прежде всего, Наталье Алексеевне Колубаевой, потомку тамбовских переселенцев из села Адамовка, известному оренбургскому краеведу, этнографу, за многолетнее плодотворное сотрудничество.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Васильчиков А.И. «Землевладение и земледелие» (СПб., 1877);
2. Ядринцев Н.А. «Сибирь как колония» (СПб., изд. 1-е, 1882; 2-е – 1892);
3. Чудновский С.Л. «Переселенческое дело на Алтае» (Иркутск, 1889);
4. Кауфман А.А. «Хозяйств. положение переселенцев, водворённых на казённых землях Томской губ.» (СПб., 1895 и 1896); «Переселение и колонизация», СПб., 1905; «Переселение в Сибирь» (справочные издания переселенческого управления, вып. XVIII, СПб., 1905).
5. «Алтай. Историч.-статист. сборник» (статья о П. Овсянкина, Томск, 1890);
6. Отчёт статс-секретаря Куломзина по поездке в Сибирь для ознакомления с положением пересел. дела, «Русские ведомости», 1897 г., № 76, 90;
7. «Краткий очерк Алтайского горного округа» (СПб., 1896);
8. «Справочные издания переселенческого управления. Выпуск 1, Сибирь» (СПб., 1897);
9. Крюков Н.А. «Опыт описания землепользования у крестьян-переселенцев Амурской и Приморской обл.» («Записки Приамурского отд. Географического общества», т. II, вып. 2).
10. Ольгинско-шкотовский родословец, история в родословных и документах. Ковальков, Хохлов, Колягин и др. Владивосток, 2006 г.
11. РГИА, фонд 347, опись 1, дело 982, л. 1-3
12. Крылов А.Б. «Сибирские полки на германском фронте», М. 2014 г.
13. Государственный архив Оренбургской области, фонд 6, оп.3, дело 2786, стр. 32,35
14. Заселение и освоение Приамурья в документах//Сайт правительства Амурской области.
15. Государственный архив Тамбовской области, фонд 49, оп. 1, дело 167.
16. ГАТО, фонд 26, опись 2, дела 871, 874, опись 4, дела 13, 727.
17. Владимиров В.Н. (Барнаул), Канищев В.В. (Тамбов), Силина И.Г. (Барнаул), «Микромиграционные процессы в российской Евразии второй половины XIX – начала XX вв. (Тамбовская губерния – Алтайский округ)».