Утром натянешь всё, что найдёшь в комоде,
К вечеру паришься, будто в турецкой бане.
И не поймёшь, как жить при такой погоде:
Двадцать градусов дома…
                         И сорок – в стакане...
Палку с земли поднимешь – она стреляет,
Жёлуди разбросав на снегу, как патроны.
Снег сам промёрз так, что совсем не тает.
И унизительное что-то сверху кричат вороны.
Всем объявили вчера, что весны не будет.
Всё отменяется: солнце, тепло и зелень.
Снег ожидается вечный и грипп с простудой.
И за окном видок останется чёрно-белым.
Глядя на это, больше не веришь в возможность
В реке искупнуться и ягод поесть от пуза.
Тянутся вечные: холод и осторожность
Катетами бесконечной зимы-гипотенузы…

    АВИТАМИНОЗ

На улице слякоть
И холод опять.
И хочется плакать,
И хочется спать.
И что-то не слышно
Кричит из окна
Душевнобольная весна.
А мне не понятно:
Где финиш, где старт.
Раскинулся в пятнах
Бесчувственный март.
А рядом мой пёс –
Чуть правей от меня.
Такой же больной, как и я.
Тоска притаилась
В холодных ветрах,
Она накалилась
В тугих проводах.
А мы еле-еле
Куда-то бредём
По мартовской грязи вдвоём.
Но, может, вернётся
Снова апрель.
И вновь развернётся
Весны канитель.
И март перестанет
Пугать нас до слёз
Как полиавитаминоз...

   ПТИЦЫ

Тает вечер, осень тает…
Над ложбиной низкою
Улетает в небо стая
Буквой V английскою.
Их пугает злая вьюга
И дожди кислотные.
Вот и мчатся птицы к югу
Стаей перелётною.
Под крылами речка вьётся,
Огибает рощицу.
Кто-то, может, не вернётся,
Может, не захочется…
Может, сам туманом станет,
Растворится дымкою.
На земле чужой растает
Ночью-невидимкою.
Кто надумал возвращаться
На свою неблизкую,
Будет в стаю собираться
Буквой V английскою...

    ПРЕДЧУВСТВИЕ

Какие-то чашки, какие-то блюдца,
Какие-то люди, сидящие рядом…
А завтра мы можем вдруг все не проснуться,
Накрытые мощным ракетным снарядом.
Какие-то тени, какие-то стены,
Какая-то люстра над головою…
А ночью проснёмся от воя сирены
И окна расплющит горячей волною.
Какие-то звуки: то громче, то тише,
И вечер осенний прохладен и светел…
А завтра от взрыва проломится крыша,
И вместо дождя на нас выпадет пепел.
Меня окружают какие-то лица –
Они про любовь говорят и про дружбу.
Но если плохое вдруг завтра случится,
Скажите, кому это всё было нужно?
Какие-то люди копают подвалы
И прячут еду, забывая про отдых.
А завтра они из-под свежих завалов
Глотать будут чёрный, отравленный воздух.
Какие-то дети кричат и смеются,
Какое-то солнце на крыше алеет…
Но завтра мы можем совсем не проснуться,
А тот, кто проснулся, потом пожалеет.

                * * *
У поэта грусть осенняя
И неровное дыхание –
Ему нужно восхищение,
Ему важно понимание.
У поэта тело белое,
Руки мягкие и нежные,
Волосы – пшеница спелая,
А душа, как степь, безбрежная!
Любит он платки шелковые
Повязать на шею хрупкую
И позировать раскованно
С сигаретой или трубкою.
Чтобы волосы волнистые
На чело ему спускалися
Или шапкою пушистою
Над бровями возвышалися.
Он душевным состоянием
К цвету, к запахам чувствителен,
Держит всех на расстоянии:
К людям очень подозрителен.
В тёмной комнате скрывается
Целый день от света яркого,
Только к ночи появляется,
Как ребёнок, за подарками.
Интернетовскими тропками
Ходит-бродит заповедными –
Не пугайте душу робкую
Вы жестокими комментами!
Если кто ему покажется
Добрым или с пониманием,
Он за ними вслед увяжется
С тихим ласковым урчанием.
Будет сам ластиться кисою –
И трубою хвост приподнятый,
Он не хочет быть освистанным,
Он не может быть не понятым.
За окном – дорога ранняя,
Если хочешь, то получится,
Он не скажет «до свидания»
Грусть-тоске, его попутчице.
У поэта грусть весенняя
И неровное дыхание –
Ему нужно восхищение,
Ему важно понимание…

   СОВОК

Мы отсутствие благ компенсируем сильною волей,
Мы храним своё тело от присутствия лишних жиров.
Мы ещё не смирились с присущей нам бедною долей
И надеемся выжить в лучшем из этих миров.
Мы почти виртуозы вязанья, шитья или стирки,
Мы умеем носить три зимы одну пару сапог.
И хотя на одежде порой появляются дырки,
Это только одна из текущих и важных забот.
«Нищета не порок!» – утешаем себя вдохновенно,
«По одёжке встречают» – гласит прописная мораль.
И за долгие годы добра наживём непременно.
Мы себя не жалеем, и других нам тоже не жаль.

                      БРОДСКОМУ

В пиджаке, обсыпанном перхотью и табаком,
Ты сидишь в полумраке, вещая о том,
Что, пожалуй, не все мосты удаётся сжечь
И как лечит людей в зарубежье родная речь.
Ты почти не глядишь на меня, ведь со мной Она,
То ей спичку зажжёшь, то нальёшь вина
Молодой подруге моей. Я всего лишь поэт.
Для тебя двух поэтов в Нью-Йорке и в мире нет.
В полумраке бара висит сигаретный туман.
Понимаю я, что слова лишь сплошной обман.
Но под утро я расстаюсь с тобой без обид,
Все, что ты уже пережил, мне ещё предстоит.

АВТОПОРТРЕТ

Я – прочитанная книга
И тяжелый переплёт.
Сжатый рот,
В кармане фига
И слегка торчит живот.
Родился в шестидесятых,
Двадцать лет после войны:
Патриоты, демократы
И Отечества сыны
Для меня как марсиане –
Я живу сам по себе.
Для меня вопрос не встанет:
С кем быть в классовой борьбе?
Я не шёл на баррикады,
Белый дом не защищал.
Я не знаю слова: «надо»,
Знаю слово: «задолбал».
Подросли и вышли дети,
Жизнь для них не есть борьба.
И за них я не в ответе,
Как и, впрочем, за себя.
Иногда бывает грустно –
Дым Отчизны мне не мил,
Я не прожил жизнь как русский,
Хоть по-русски говорил.

                   * * *
Одиночество Эмиграции –
Эмиграция в Одиночество.
Я еще не сошёл на станции,
А уже мне обратно хочется.
И ещё не сказавши главного,
Я хочу попросить прощения
У того, что имелось славного.
Но за гранями возвращения,
Позабыв своё имя-отчество,
Лишь махну на прощанье гавани,
Уплывая в своё одиночество,
Как корабль в дальнее плаванье.

                     * * *
Для поэта не хватает солнца,
Чтоб с людьми нормально говорить.
Не заметишь сам, как вдруг прервётся
Размышлений скомканная нить.
У поэта есть свои причины
Прекращать ненужный разговор:
По словам он бродит, как по минам,
Он их разряжает, как сапёр.
У поэта скверные манеры,
Он живёт по собственным часам.
Обитает в разных стратосферах,
Слишком доверяя своим снам.
А из долгой нити размышлений,
Скрученной в клубок глухих обид,
Разочарований и сомнений,
В тишине вдруг чисто прозвучит
Та заветная, родная строчка,
Что так долго в муках он искал,
Распустившись долгожданной почкой
На корявом дереве стиха.
Побирается он, как придётся,
Не любя, не веря, не щадя.
Для поэта не хватает солнца,
Но зато в излишестве – дождя.