Я знаю её другой –
Такой, что никто не знает:
С глубокой, как ночь, душой,
И что она в ней скрывает.
Как грусть её глаз нежна,
Как мысли смешны по-детски.
Зим сколько она прошла,
Слов ранящих, грубых, резких…
Оружием бьёт каким,
Каким поражает светом?
Так трудно понять другим.
За ней проживаю следом,
И так же глаза глядят,
И боль в них одна, и сила.
Облечь бы в стихи тот взгляд –
Во лжи уличить Шекспира.

                  * * *
Как причёска, судьба взъерошена –
Перепуталась, раскурчавилась.
Ты меня не зови хорошею,
Раз плохою тебе понравилась.
Ночь. Хрущёвка почти беззубая.
За окном тихо звёзды гаснут.
Я не гордая и не грубая,
просто сердце не жгут напрасно.

                   * * *
Играла ночь, трещал фонарь,
Каштан во сне сопел.
Мне щёки жёг седой январь,
Стихами ветер пел:
«Какая ночь! Я не могу...»
Довольно мыльных фраз.
Довольно слов – хочу весну.
Хочу весну и нас.

                              * * *
Февраль – не самый гостеприимный из месяцев.
В его доме нет батарей, нет ложек
И ни одной
        Старой, хромой собаки.
                               Нет даже кошек.
Только заляпанный взглядами ковш и
Огрызок замёрзшего яблока.
Ночь. Тишина. Паника!

Рвётся из окон на улицу
Свет раскалённой лампы;
Окон касается, хмурится,
Ёжится и сворачивает обратно.

Ветер бледный от злости бесится.
Ну и смысл от такого месяца...
Суровой февральской снежности?
Может быть, дело в нежности?

Иней на волосах, снежинки ловлю колючие
Такой же колючей варежкой
В шарф закутанная, да в носках,
Связанных в зиму бабушкой.

Я уверена наверняка,
И не будет звучать околесицей,
Что холодного февраля
Вы теплее не сыщете месяца.

                     * * *
Я жить хочу – ты и не знаешь как.
Смеяться до боли в груди хочу.
Ещё хочу ночью февральской выбежать
                          и в мягкий сугроб «бах»...
Глазами луну облизывать и звёздам кричать стихи.
Небо, болезненно прекрасное,
глаголов не признающее,
спокойными, ясными,
от сквозняков и холода простуженными
стеклянными глазками
хлопает изредка прямо в души нам.
Небо созвездия смяло в кружево.


                      * * *
Ты не греешь чужие дома,
Душу-камеру топишь по-чёрному.
В застеклённых два карих окна
Жизнь стучится к тебе, заключённому.
Я бы рада помочь – говорят,
По несчастью с тобой мы товарищи,
Но любовь, как спасенье щенят, –
Дело жизни самих утопающих.