Голубое небо,
Серые глаза.
Старенький троллейбус
Едет на вокзал.
И у самой бровки
На маршруте пять,
Там, на остановке,
Ждут её опять
Взгляды, разговоры,
Слухов череда.
Ждут чужие ссоры,
Счастье и беда.
– Тётя Виолетта,
Сильно не кори…
– Едешь без билета,
Так поговори…
Всё свершится в меру
Этим зимним днём…
Муж был инженером,
И она при нём.
Всё исчезло где-то,
Берег жизни крут.
Тётя Виолетта,
Вот и весь маршрут…
УМИРАЮТ ПАРКИ
Прохожу
Под знакомой аркой –
Здесь другого уже не будет.
Словно рядом с проспектом
шумным
Раньше не было ничего.
В городах умирают парки,
Только медленнее, чем люди,
И хоронят себя на месте
Проживания своего.
Вот за этим столом железным
Старики в домино играли
И податливые костяшки
Забивали, как кирпичи.
А в той будке был рай проката,
Мы всегда его
Обожали.
Там родители покупали
Нам педальные «Москвичи».
В городах умирают парки,
Это стало печальной нормой,
А вот там духовой оркестр
Нам искал когда-то мечту.
И в углу стояли пивные,
Где в железнодорожной форме
Машинисты, вернувшись с рейса,
Подносили кружки ко рту.
А вот там стояла эстрада,
Жаль, «кина» там уже
Не будет.
Здесь, наверно, построят маркет
Или что-то вроде того.
В городах умирают парки.
Только медленнее, чем люди.
И хоронят себя на месте
Проживания
Своего.
* * *
На душе беспокойно как-то,
Ведь к зиме не привыкнешь сразу.
На окне задремавший кактус
Тихим кажется дикобразом.
Мы как будто теряем что-то,
Словно с чем-то идём прощаться.
Но мгновения старых фото
Принесут нам немного счастья.
Там друзья в доброте и в силе,
Там сдаваться, конечно, рано.
И страну ещё не убили
Беловежским трезубцем пьяным.
И тепло от вестей в конверте,
Всё, что хочешь, случиться может.
И печали пока без смерти,
Да и радости помоложе.
Там в друзьях у нас Украина,
И «горилка» всего полезней.
И декабрь – это мандарины,
А не холод и не болезни.
Там, по-моему, все добрее,
И немного терпимей были.
Но Канаду мы по хоккею
Убедительно разгромили.
Это стало народным фактом.
В этом вряд ли кто сомневался.
И заснувший беспечно кактус
Только ёжиком нам казался.
НАСТРОЕНИЕ
И вот уже стою я на меже.
И день мой одинок и безрассуден.
Но по ночам ко мне приходят люди,
Которых здесь со мною нет уже.
Конечно, это всё-таки во сне.
И там свои условности иные,
Но здесь мои любимые, родные
Как будто чем-то помогают мне.
Мы там живём, мы пьём на
кухне чай,
Веранду к даче нашей снова
строим.
Смеёмся или ссоримся порою,
Обидевшись на что-то невзначай.
Там свой такой же жизненный
уклад,
Мы там готовим курицу на гриле,
И все мои собаки – те, что были,
Чуть рядом в ожидании сидят...
Диана
КАН
СКАЗ О ВОЛГЕ
Вячеславу Лютому
Плывущая вдаль по раздольям,
как пава,
И речь заводящая издалека,
Собой не тончава, зато величава
Кормилица русская – Волга-река.
По чуду рождения ты –
тверитянка.
Слегка по-казански скуласта лицом.
С Ростовом и Суздалем ты,
угличанка,
Помолвлена злат-заповедным
кольцом.
Как встарь, по-бурлацки
ворочаешь баржи –
Они и шумят, и коптят, и дымят…
Нет-нет да порой замутится от сажи
Твой, матушка, неба
взыскующий взгляд.
Устанешь под вечер… Позволила
б только
Водицы испить с дорогого лица.
Красавица-Волга. Заботница-Волга.
Работница-Волга, сказительница…
Покуда студёной водицы вкушаю,
Мне шепчут о чём-то своём
камыши.
Лениво закат за рекой догорает,
И перья хребтовые кажут ерши.
О матушка-Волга, не будь так
сурова!
Устав от речей балаболки-ручья,
Опять срифмовать не сумела
ни слова –
К тебе на поклон заявилася я.
Мила твоя речь о былинных
верховьях,
О том, как роднишься с
Москвою-рекой.
И как в астраханских твоих
понизовьях
Цветёт дивный лотос, омытый зарёй.
Прости, не взыщи, не могу
по-иному
Я речь издаля заводить-затевать…
Усну близ тебя, ну а ты мне
сквозь дрёму
Все лучшие песни нашепчешь
опять.
* * *
Судьбы драгоценный подарок –
Усталая Волга… За ней
Мерцает ночная Самара
Как горсть драгоценных камней.
Восторги купальщиков поздних
Доносятся аж до крыльца.
И сочные спелые звёзды,
Как вишни, висят у лица.
Под всхлип одичалой калитки,
Смиряя душевшую дрожь,
Беспечным младенцем с улыбкой
Печальной дремоты вдохнёшь.
Тот путь, что тобою был пройден,
Стал звёздным путём, говорят…
А взгляд черноглазых смородин
Не есть ли твой истинный взгляд?
* * *
Постой. Повремени немного.
Не выходи из-за стола.
Льняная вьюга, как дорога,
Меж нами вьюжно пролегла.
Тысячелетнею тоскою
Подёрнулось твоё лицо.
Когда недрогнувшей рукою
Ты положил на стол кольцо.
И, убаюканная вьюгой,
Я улыбнулась, как во сне, –
Твоя усталая подруга,
Мечтавшая об этом дне…
…Постой! Повремени немного!
Не остужай тоской лицо.
Льняную вьюгу, как дорогу,
Я протяну через кольцо.
КИНО
Пригласите в кино. Я приду
Целоваться в последнем ряду
Под шипенье седой билетёрши.
На экране – большая любовь,
Звон бокалов, дуэльная кровь…
Только в жизни скучнее и проще.
Будет вечер. Пойдём в ресторан.
Будет наш скоротечный роман
Словно приступ внезапный чахотки.
На прощание брошу: «Звони!..»
Но подумаю: «Бог сохрани!
Что-то я захмелела от водки!..»
Пригласите в кино. Я приду
Лузгать семечки в первом ряду
И молчать равнодушно и хмуро.
И, косынку рванув на груди,
На прощание брошу: «Не жди!
И чего я нашла в тебе, дура!»
На экране – большая любовь.
Звон бокалов, дуэльная кровь.
Только нет мне до этого дела.
Приглашайте в кино… Я скажу:
«Извините, в кино не хожу!
Мне такое кино надоело!»
Наталья
КОЖЕВНИКОВА
* * *
Нет луны, но тихо светят
В небо белые сирени,
И река остановилась
Подремать в полночный час.
Я пришла сюда откуда?
Где была моя обитель?
В светлом царстве-государстве
За серебряной рекой?
Кто любил меня беспечно
В том, другом тысячелетье,
Распуская косы-кудри
Осмелевшею рукой?
Из чего стихи сложились
В миг, когда вспорхнули птицы?
Из пунцовых горьких ягод,
Слёз, метелей и дождей?
Из вселенской синей воли,
Из разбуженного солнца,
Из земной горячей страсти?
Но отныне знаю я:
Кто ответит – станет мною,
А не мною, так сестрою –
Посреди реки и света,
Вздоха, воздуха, земли…
* * *
Вот она, горечь разлуки
С красной опавшей листвой!
Тянет ко мне ветви-руки
Клён, что посажен тобой.
Весь в ожиданье ухода,
В оледенелом плену.
В озере синь небосвода
Медленно тонет ко дну.
Свиток свой в сумрачных звёздах
Жизнь размотала уже.
Господи, где же взять роздых
Грешной безмолвной душе?
Ветер во тьме, как награда,
Вдаль улетает, забрав
Всё сумасшествие сада,
Всё одиночество трав…
* * *
Останься для меня живым –
Плывущим облаком, рекой,
Знакомым клёном молодым
И песней с тихою тоской.
Останься для меня живым,
Пока жива, пока одна
Над звёздным берегом крутым
Восходит в сумраке луна.
Останься для меня живым,
Пока во тьме белым-бело,
Пока вытягивает дым
Из дома сонное тепло.
И маятник в звенящий час,
В потёмках над лицом твоим
Ударит вдруг в последний раз –
Останься для меня живым…
* * *
Обильный край, благословенный!
Хранилище земных богатств!
Не вечно будешь ты, забвенный,
Служить для пастырейи паств!
«Послание в деревню»,
С.Т. Аксаков, 1830 г.
Да, всё сбылось, поэт печальный
Был прав. И где она, любовь
К родному? С песнею
прощальной
Летит ковылистая новь.
Глядит в отравленные воды
И негодует лик небес.
Так называемой свободы
Плоды взросли. И продан лес.
Степные сырты и увалы
Пусты. Такие времена!
Зверей испуганных изгнали
Чужие словно племена.
Крадётся всё без проволочек,
Точат иконы реки слёз.
И где тот аленький цветочек
Из дивных сказок, детских грёз?
Не дай, Господь, возненавидеть
Толпы безудержную власть,
Отчизны чёрный год увидеть,
В провалы времени упасть!
Всю жизнь среди томов и строчек,
Во тьме полуночных полей
Искать мне аленький цветочек,
Скорбеть над родиной своей…
Виталий
МОЛЧАНОВ
МАКСИМ
1
Вязкий мрак ползёт по кругу неустанно день и ночь,
Пеленает в темень туго, лучик света гонит прочь.
Звякнет чашечка о блюдце, постучит метель в окно,
Дети зрячие смеются… Зажужжит веретено,
Шерсть и зиму превращая в нить пухового платка.
Говорят, на небе тают кучевые облака.
Только слово – Божье слово – обретает ясный цвет,
Ярче солнца золотого, и в писаньях древних лет
Столько мудрости таится, столько доброго тепла…
Богоматерь-голубица в церковь отрока свела
Помолиться пред иконой, окунуться в благодать.
Мрак споткнулся у амвона – в тьму не смог запеленать.
В мире Божьем люди-свечи свет внутри себя несут.
Будь ты слеп, убог, увечен – заалеет Верой трут,
Огоньком коснётся воска, поджигая в сердце нить,
И тогда всё станет просто – для других, горя, светить.
У Господнего алькова и с молитвой на устах
Понял: «Не ищу иного. Я Максим теперь, монах».
2
Бузулук в трёх вёрстах, рядом… Но живым не добредёшь.
Без вины наказан адом. Давят злобно, словно вошь.
Переполненные блюдца – глаз незрячих родники.
Сам начальник в форме куцей молвит: «Отче, помоги!
Третий день в огне супруга, хворь свалила, выручай!»
Ты в ответ: «Исчезнет мука, выпьет пусть тюремный чай».
На дощатых нарах жёстких время движется назад.
Дым дешёвой папироски, конвоира лютый взгляд,
Псов охранных лай до хрипа, человеческая боль,
Пол в плевках, рыданья, всхлипы – зэков общая юдоль.
Убивали – не убили, дело шили – распорол.
Грозовые тучи плыли, задевая частокол.
Добрый схимник веком проклят, Богом щедро награждён.
Свечка тает, сердце глохнет, боль смывается дождём.
Врачеватель паствы смирной, упреждающий беду…
Пахло ладаном и миро тело в камерном чаду.
– Знать, Святой летит на небо! Знать, слепой увидит высь!
Распрощавшись с чёрным крепом, к солнцу ангелы взвились.
_____________________________________________________________
*Оренбургский мученик, праведник, целитель и провидец
ЗОСИМА
1
В котомке ветхой светится псалтырь,
Под посохом смиряется дорога.
Святых пещер хранитель – монастырь,
Построен паствой к вящей славе Бога.
Ласкают степь ладони сентября,
Парит орёл вдали крестом небесным,
И паутинки понесла заря
В скитанья по пределам бестелесным.
А странников толкнула в путь беда –
В крови – обида, жить невыносимо.
Гонимых и болящих – всех сюда
Призвал великий праведник Зосима
Молитвами спасать себя и мир,
К добру прийти, сокрытом в Божьей Вере.
Любой паломник, будь богат иль сир,
Заботой наделён был в равной мере.
2
Смерть не стучалась – смело в дом вошла,
Свеча погасла пред святой иконой.
Детишек пятерых, отца свела
На кладбище в земли сырое лоно.
Хоть в петлю лезь, хоть волком ночью вой.
Казни себя, кори, теряя силы…
Захарий с поседевшей головой
Покинул дом и близкие могилы.
Былинный встрепенулся богатырь,
До срока спящий на сырту в кургане:
– Свято-Никольский будет монастырь
Построен! Заложу я первый камень!
Благословил Кронштадский Иоанн,
Перекрестил во сне святой Иона…
Теперь – Зосима я, наказ мне дан
Для Господа сложить подножье трона!
3
По капле наполняется сосуд,
По прутику гнездо большое вьётся.
Купцы дары на доброе несут,
Колокола в бока целует солнце.
Отстроили и церковь с алтарём,
И братский корпус, пчельник с добрым садом,
Колодезь, рукотворный водоём.
Монашьим душам – райская услада.
Молитвы полноводные текли
За край степной во благо всей России…
… из преисподней аспиды земли
В семнадцатом свои подняли выи
И в хищных лапах стиснули страну,
За веру во Христа людей карая.
Монахов добрых бросили в тюрьму,
Почил Зосима, зла хлебнув сверх края.
4
Повергли в прах обитель… Гнить на дне
Иль оттолкнуться к воздуху и свету?
Протянет длань Господь тебе и мне:
– Спаситесь и спасайте всю планету!
Как в неустройстве жить без Бога нам?!
Мы веруем и будем верить в Бога!
Пойдём к Святым пещерам строить храм –
Котомки есть, и посохов премного.
Спит в каждом русском чудо-богатырь,
Таящийся в душе – степном кургане.
Буди его – восстанет монастырь
На берегу Самары в белом камне.
И разнесётся колокольный звон
Во все концы на крыльях серафима.
Так завещал, ступая на амвон,
Святой народный праведник Зосима!
_________________________________________________
*Праведник земли оренбургской
КАНДИД
По степи рысцой не шаткой –
От людской беды к несчастью –
Скачет добрая лошадка
Оренбургской рыжей масти.
Впереди бугры увалов
И колки земли целинной,
Мимо важного Урала,
Замаравшись влажной глиной,
Сквозь сугробы, грязь, пылищу,
По жаре, дождю вдогонку…
Ксендз Кандид сухарик ищет,
Запустив ладонь в котомку.
Вот ржаной да с крупной солью
Дразнит карий глаз кобылий.
Так, мечту присыпав болью,
Заменяешь грёзы былью.
Разодрал сутану веткой –
Ткань висит ошмётком бурым,
Чуть прикрыта шляпой ветхой
Загорелая тонзура.
Милосердия взыскует
Обездоленным и нищим –
Ссыльный пан живёт не всуе,
Строит храм на пепелище.
Чёрствый хлеб голодным слаще
Мягких пряников медовых.
Пан Кандид гостинцы тащит –
Короб снеди и обновы,
Пузырьки с микстурой горькой,
Ассигнаций мятых стопку…
К сухарю ржаному с солькой
Тянет лошадь губы робко.
От села и до деревни,
От печалей к бедам лютым –
Укрепясь псалмом напевным,
Ксендз спешит на помощь людям.
Скачет добрая лошадка
Оренбургской рыжей масти,
Нищелюбец – не загадка,
Жить для ближних – это счастье.
Не удержишь цепью сердце –
Разомкнут замок тревоги,
Для Кандида иноверцев
Не бывает средь убогих.
«Ещь сухарик, и поедем», –
Ободрит кобылу словом.
Сам, как мышь в костёле, беден
Всадник воинства Христова.
__________________________________
* Имя ксендза Кандида Зеленко окутано сакральным ореолом мученичества за Христа и бескорыстного служения бедному люду Оренбуржья.
Павел
РЫКОВ
* * *
Во поле цикорий
Набирает цвет…
Ни беды, ни горя,
Да и смерти нет.
Только травы клонят
Сладкие ветра,
Только топчут кони
В поле клевера.
Да талы трепещут,
Чуя дальний гром,
Да стрекозы блещут
В мареве степном.
Да шмели рокочут,
Да кипит родник…
В ожиданье ночи
Всё протяжней дни.
Ты просил смиренья
У судьбы своей.
Вот оно, мгновенье, -
Вечности длинней.
Здесь, ни с кем не споря,
Не крича в ответ,
Во поле цикорий
Набирает цвет.
***
Сон не страшит. На то и сон, чтоб сниться.
И тени не страшны, что обитают в нём,
Страшнее - день. Он прилетит, как птица,
Прокаркавши: «Пора бы пробудиться
И жизнь нести, как цепи - день за днём.
***
Нам с тобою много и не надо:
Хлеб на соль, да два ковша воды.
Во степи есть тихая левада.
И родник. И никакой беды.
Никакой сумятицы никчёмной –
Здесь и листья у осин тихи.
Только слышно, как ликуют пчёлы
И гудут пчелиные стихи.
Лёг в траву, уставши, жаркий ветер -
Дальний гость с бухарской стороны…
Есть ли что дороже в целом свете
Той благословенной тишины?
Вячеславу Панину
Свой век мы отшагали.
Протопали, прошли.
Свой век отгоревали.
До дыр его прожгли.
Всё было: холя, порка,
Хула, хвала, пинки…
Кадили мы махоркой,
Молились на пеньки.
Но содранною кожей
Мы чуяли с тобой,
Как век наш проморожен
И как он жгуч, порой.
И не переиначить.
Не перетолковать
Всё, что прошло. И, значит,
Другому не бывать.
Судьбой неумолимой
Был век отмерян мне
В единственной, любимой,
Заклятой стороне.
Алексей
ХАЛЬЗУНОВ
***
А твоих волос нерасчёсанных спит копна.
Хочешь – косы сплети,
а быть может, стрижку сделай – «каре».
До безумия просто –
сбежать с моего двора,
до безумия сложно -
судьбу разделить на две.
Сколько тысяч вёрст между нами?
Неужто всего – полторы?
До печёнок достал
этот точный - бухгалтерский счёт.
Мы, как дети,
сбежавшие с поля лихой игры -
не забили мяч,
но победу включили в зачёт.
Между телом и делом –
лишь пропасть да бабий крик,
и молитвы мои,
что до Бога дойдут, едва…
Я к таким расстояньям, поверь,
ещё не привык.
А волос золотых
на подушке грустит копна…
ПРОВИНЦИЯ
Я – провинция,
да жаль – не провидица.
От столицы отдалюсь –
не обидится.
Ей плевать на моё рыло
кондовое,
всё, что было между нами -
не новое.
Я – провинция –
всему очевидица.
Остограммлюсь,
и во сне мне привидится,
как по телу моему
катят танками,
как стою в очередях
за буханкою.
А вокруг –
лишь господа и патриции!
Им ли дело до меня –
до провинции?
Но когда придёт беда
чёрным облаком,
не столица – я тогда
гряну в Колокол!
Я – провинция,
оборванная, в рубище.
Я – повинная
и в прошлом, и в будущем
за Россию,
что летит в вечность птицею,
за судьбу свою лихую
слыть провинцией.
***
Сергею и Светлане Красновым, с любовью…
Беззастенчивость мыслей многих сводила с ума,
шепотком дрожала и ревела дубинушкой «Ухнем!»
А мои стихи без спроса врывались в дома,
занимая места за столами дружеских кухонь.
Им там наливали водки, а реже – чай,
разрешали курить – мол, тебя всё равно не исправить.
И входила в квартиру неслышно моя печаль,
обличённая в строчки «на вечную добрую память».
Я сбегу от себя – от друзей убежать не смогу,
через тысячи вёрст наше прошлое как на ладони.
Наяву я не видел. А во сне - на другом берегу -
к водопою прошли оренбургские рыжие кони.
БАЛЛАДА О НАЧИТАННЫХ МАЛЬЧИКАХ
Памяти студентов и школьников,
павших в рядах московского ополчения
в декабре 1941 года
В окнах – солнечные зайчики.
Вижу, словно наяву,
как начитанные мальчики
уходили на войну…
Ни веков, ни дней течения
не прочувствуют собой,
и в московском ополчении
на рассвете примут бой.
Плачут ивы в исступлении,
только, как ни голоси, -
все победы с отступления
начинались на Руси!
В окнах солнечные зайчики
кувыркаются опять.
Но начитанные мальчики
повернули танки вспять.
Детвора играет в мячики.
Их весёлый слышен стук,
где начитанные мальчики
стали каменными вдруг.
Тамара
ШАБАРЕНИНА
РЕКВИЕМ
Разбилась песнь, которая знобит,
Которая мирит дворцы и горенки.
Разбилась акватория любви -
На Чёрном море не было соломинки.
Шла с телебашен в хлёст информволна,
Не спал бел-свет от полночи до полночи.
Над страшным тралом горбилась страна,
А интернет окучивали сволочи.
Их не казнить молвою. И не мне,
(ещё чего!) строкою тут одаривать.
Куда ж без них: они и в той войне
Мигали с чердаков врагу фонариком.
...Искали части горя корабли:
Вот фюзеляж, вот борт с иллюминатором.
Не стало акватории любви -
Сошли с ума портовые локаторы.
С закатных граней, из морских глубин
Душа в просторы неба взмыла горлинкой.
А завтра грянет хор — один в один...
На Чёрном море не было соломинки.
ЕВРОЦЕННОСТЬ
К баранам подселили
волчье стадо:
«Волков поить, кормить
и холить надо!»
А через год — переворот:
Волков невиданный приплод!
Вожак — мутант - на ухе бант.
Тату на брюхе: «толерант»
В отаре две живучие овечки
Гутарят лишь на волчием наречье.
Мораль? Морали нет печальней...
Овчарня сделалась волчарней.
ДЕЛЁЖ
«Георгиевская лента – символ
уничтожения наших народов».
«Сознательные граждане должны докладывать
в полицию о человеке или машине с таким знаком».
В.Половинко «Новая газета»
Запорошило весь киноэкран:
Гоняют голливудскую рутину.
Глаз положил на степь Заокеан
Как на свою «подружку» Украину.
Клон интернета изуверский сленг:
Потомок выйдет, помолившись блогу,
Чтоб скомкать свет Георгиевских лент
Как огненную дедову дорогу.
И фарс, и бред: соседей не любить.
Сэм попотел: мы сами не могли бы.
Нас и победой метят разделить.
Но как поделим братские могилы?
РИТМЫ
Нет солнца в солнце:
упало в море.
Планеты бьются:
простор в просторе.
...Я послушная
рифмам, ритмам -
Южным, яростным,
риоритным.
И тем, подвздошным,
И тем, глубинным:
Неповторимым!
Неподаримым!
