Много лет дядя Коля (так звали его в моей семье) был для меня кем-то далёким, словно не из моей жизни, а из какой-то книги о войне. И само это слово «война» настолько было страшным для моего поколения потомков «детей войны», что и думать о ней не хотелось. Чем ещё объяснить свою нелюбознательность, ведь я могла бы расспросить и бабулю Граню – его маму, и отца – его родного младшего брата. Но не расспросила. Да и они не рассказывали – не по той ли причине? Слишком больно…
И только после смерти отца, когда мы с мамой разобрали его бумаги, нашли письма Коли с фронта. А потом появилась информация на сайте минобороны «Память народа», и мой двоюродный брат прислал мне ссылку. И вот, насколько это теперь возможно, из забвения пришёл к нам мой родной дядя Коля: молодой, смелый, преданный воин, умелый командир, любящий сын, заботливый брат, верный товарищ – настоящий Герой.

Дом на улице Чичерина

Точной даты рождения Николая Морозова нет ни в каких документах, но, поскольку призвали его в октябре 1940 года, а его мама была человеком верующим, можно предположить, что родился он недалеко от 19 декабря, дня памяти Николая Чудотворца, в честь которого по святцам его и назвали.
Николаю повезло – он закончил школу за год до войны, и осенью 1940 года его призвали в армию, поэтому, когда началась война, он уже не был необстрелянным юнцом, более того, в честь дня Красной армии 23 февраля 1941 года на имя его родителей пришла благодарность командования (во всех документах сохраняю орфографию оригиналов):
«Уважаемые Григорий Петрович и Агриппина Фёдоровна.
Командование роты радо сообщить вам, что ваш сын Николай честно выполняет почётную обязанность бойца Рабоче-крестьянской Красной Армии. Ко дню Красной Армии Николай пришёл как отличник боевой и политической подготовки. За успехи в боевой и политической подготовке он имеет ряд благодарностей от командования. Командование роты благодарит вас за воспитание сына, преданного партии ЛЕНИНА-СТАЛИНА, Советскому правительству, народу и нашей РОДИНЕ.
Командир роты лейтенант Галицкий.
Зам. политрука Бурков»¹.
В Чкалове (так тогда назывался Оренбург) у Коли остались отец Григорий Петрович, мать Агриппина Фёдоровна, её сестра Елена, брат Анатолий, мой будущий отец, и сестра Нина. Отец помнил, как, уходя, Коля поставил его на табурет и прощался с ним. Мимо их дома № 29 по улице Чичерина тогда шли и шли на вокзал колонны солдат.
Прошло около восьмидесяти лет, но и теперь в этом доме коммуналка, как и во многих других двухэтажных, бывших «хусаиновских» купеческих домах из добротного красного кирпича. До революции они были рассчитаны на зажиточных горожан, в «нашем» жил купец. Второй этаж – для господ, там были высокие – 3,7 м потолки с лепниной и большая зала окнами во двор и на Покровский храм, и несколько комнат поменьше – окнами на улицу, они сообщались между собой, двери шли через смежные комнаты – получалась анфилада. Вход на второй этаж был с улицы по парадной каменной лестнице. На лестнице когда-то лежал ковёр – об этом можно судить по кольцам, до сих пор «живым». Стены имели роспись, о которой я отдалённо помню, но теперь всё это забелено и закрашено…
Очень разумно и геодезически продуманно, не в пример сегодняшнему, был устроен водосток. Все дворы имели небольшой уклон, и вода после дождя стекала на улицу, затем – по придорожным, выложенным круглыми белыми камнями (вероятно, из песчаника с Гребеней) обочинам текла в Урал. Даже я ещё помню улицу Чичерина первой половины и середины 1960-х годов, с этими обочинами глубиной не менее полуметра, меж камней там иногда пробивались шампиньоны. Росли они и во дворе, и даже в нашем большом сарае – там, где сквозь крышу капала в дождь вода – и мы собирали их и жарили! Грибы во дворе росли и в последние годы моей жизни в этой коммуналке, уже в конце 1990-х годов.
По неким косвенным приметам архитектурно-строительных особенностей и отцовским воспоминаниям можно понять, что до революции места общего пользования наличествовали именно в доме, тут даже была ванная комната. После революции дом был у купца отнят, разделён на клетушки и заселён разномастным «пролетариатом», в том числе «умственного труда», с партийно-НКВД-шным уклоном. Удобства при этом были перенесены во двор, центральное отопление исчезло, зато в клетушках появились печи. Воду брали из колонки во дворе. Электричество было, но во время войны оно не работало, жили при свечах.
По воспоминаниям моего отца, его тётя, Елена Гончарова, была заселена в этот дом одной из первых как воспитанница детского дома. Убеждённая комсомолка и коммунист, на смертном одре она мне призналась, что в Бога всё-таки верит, а в детстве пела в церковном хоре – на клиросе… И когда она умерла, я без раздумий позвала священника – благо тогда уже можно было – и он отпел её душу – мне кажется, совершенно безгрешную, настолько светлым и жертвенным человеком она была.
Она всегда жила для других – для братьев, сестёр и племянников; для детей, отдыхавших летом в пионерских лагерях, где она более двадцати лет, уже уйдя на пенсию, была сначала директором, а потом воспитателем, пока хватало сил; для далёких молдован, когда в 1944 году она поехала в только что освобождённую Молдавию восстанавливать Советскую власть и организовывать женсоветы… И в этом большом доме, на втором этаже, ей сначала принадлежали лучшие комнаты. Но со временем, когда в доме стали появляться другие жильцы, тем более семейные, она по своей воле постепенно переселялась во всё менее удобные, пока не оказалась в большой, но проходной комнате, от которой потом отгородили проход – коридор – просто фанерой, разорвав изящную линию лепнины на потолке.
Через некоторое время к тёте Лене приехали её братья и жили с ней, пока учились. Потом в этот же дом с сыном Колей приехала сестра – моя родная бабушка Граня – Агриппина Фёдоровна.
Она вышла замуж в 1921 году за вдовца с ребёнком – Григория Петровича Морозова, его первую жену зарубили казаки («красные»), она при этом была беременна, а старшая дочь – Клавдия, которой тогда было 5 лет, стала жить в новой семье отца.
Это было время раскулачивания – бабушка продала корову и переехала в город. Она заняла комнату рядом с тётей Леной, тоже окнами во двор – там прежде была кухня, поэтому в довольно маленькой комнате была огромная русская печь с лежанкой. Григорий Петрович умер в сталинской тюрьме, будучи посажен в 1947 году в возрасте 61 года на 7 лет за антисоветскую пропаганду – якобы агитировал против колхозов.
Наша добрая тётя Лена тогда отдала свою большую комнату сестре Гране с детьми, а сама перешла в ту маленькую комнату с большой печкой.
Но вернёмся к началу войны.
Как вспоминал отец, почему-то тогда считалось, что радио – эту круглую чёрную «тарелку» – может иметь только образованный, грамотный человек, и на их втором, коммунальном этаже радио было только у Анны Ивановны – учительницы школы № 33. Её комната была напротив нашей, но окнами выходила на улицу. Когда началась война, Анна Ивановна первая всем об этом объявила, выйдя в коридор. И каждый день, всю войну, все новости жильцы дома по утрам узнавали именно от Анны Ивановны: она выходила и говорила, что было на войне: «Сегодня сдали такой-то город», и так много дней, а потом уже: «Сегодня освободили (или наши войска заняли…) такой-то город», и так до Победы.
Ещё он помнит, что еды было мало, часто они были голодными, сахар был лакомством, бабуля выдавала его по чайной ложке, насыпая на кусочек хлеба, а варенье запирала в буфете. Но дети нашли выход: запирались лишь дверцы нижней части буфета, а над этой частью были выдвижные ящики для ложек и вилок, они выдвигали эти ящики, вытаскивали банку с вареньем, ели его, а потом всё возвращали на место… Бабуля удивлялась – куда девалось варенье?
Дети не любили сидеть дома одни и вылезали в окно на втором этаже; там под окнами вдоль всего дома шёл небольшой, но очень удобный поясок-выступ в четверть кирпича, они шли по этому выступу, держась за стены и окна, доходили до крыши над входом в подвал и спускались на землю. Я тоже как-то ходила этим путём, когда забыла ключ от дома, ведь спустя много лет после описываемых событий я прожила в этой коммуналке 14 лет, с 1984-го по 1998 годы…

Письма с фронта

В архиве нашей семьи сохранилось лишь три письма Коли с фронта, вот они.

Добрый день!
Папа, мама, Толя, Нина и тётя Лена. Жизнь моя протекает по прежнему, пока спокойному руслу.
Примерно 18 или 19 мая я вам выслал тысячу рублей, думаю, они вам сейчас больше пригодятся, чем мне.
Я очень рад слышать, что Толя научился читать, мама, ты уж купи ему книжек-малышек побольше, но для меня будет ещё приятнее, когда он сам напишет мне письмо. Пусть и Нина не отстаёт от Толи.
Несмотря на то, что приближаются первые числа июня, здесь ещё стоит погода ранней осени, моросит дождь. Приходится до сих пор ходить в шинели.
Мне очень часто приходит одна беспокойная мысль. Где сейчас Борис Березовский и Иосиф Коробкин. Мама, ты сходила бы к ним, узнала и написала мне. Иосифа мать, наверное, сильно беспокоится.
Я посылаю вам свою неудачную фотографию. Но сейчас война, ничего не поделаешь, будет, пришлю лучше.
Крепко целую.
27.5.1942 г. подпись (Морозов).

Добрый день, папа, мама, Толя, Нина, тётя Лена и дядя Коля.
Я перед вами в сильном долгу, и, если мне не изменяет память, я не писал вам с декабря месяца 43 года.
Вас интересует, как я встречал Новый год, про это могу сказать одно, что во всяком случае, не так, как прошлый, а намного лучше, и не с водкой.
Потом начался новый год, который принес много интересного и радостного. Первое – то, что в начале его была снята полностью блокада Ленинграда, в чём, я могу сказать, являлся тоже маленьким участником. Был почти всё время в разведке, и уж в это время было и не до писем, а иногда и просто не было настроения их писать...
…За этот период у меня прошли большие изменения, я утерял свою медаль «За отвагу», как говорится, на поле брани, но на нём я приобрёл орден Красной Звезды за новогоднюю операцию.
Сейчас пока отдыхаю дня два и решил их использовать для того, чтобы вам написать письмо.
Заканчивая свое письмо, прошу писать о вашей жизни, о городе, и ещё кое о чём, что будет нового.
Прошу не брать пример молчания с меня и ответ направить немедленно после получения письма.
12.04.44. р. Нарва
Ваш: подпись (Морозов)

Добрый день!

Дорогая мама, папа, Толя, Нина и тётя Лена.
Мама, я не знаю, чем измерить свою вину и как её искупить перед тобой. Ваше последнее письмо заставило меня сильно думать. И чем больше я думал о вас, тем больше убеждался, каким же я был свиньёй за эти последние полгода.
Мама, я тебя прошу получше беречь себя, а я тебя больше не буду никогда расстраивать своим молчанием, чтобы эта забота вышла у тебя из головы, как ненужная и недостойная твоего внимания.
Мама, за Толю очень рад, что он так хорошо учится, но меня беспокоит его здоровье, и я теперь вижу, что в его воспитании нужно изменить политику, не нужно гоняться за отличными отметками, а дать ему больше свободного времени и воздуха, теперь не стоит вопрос о его безукоризненной успеваемости, мне, да и вам сейчас этого не нужно, а сейчас нужно его безукоризненное здоровье, а успеваемость мы ему приложим потом.
На этом пока кончаю.
Целую крепко всех. Подпись (Николай)
25.06.44 г.

«Личные боевые подвиги»

Все награды дяди Коли (кроме утерянной медали, о которой он упоминает во втором письме), сейчас бережно хранятся у младшего поколения нашей семьи, моего племянника Алексея Морозова. Всего же Николай Григорьевич Морозов был удостоен двух медалей «За отвагу», «За оборону Ленинграда» и нескольких орденов: Отечественной войны II степени, Красной Звезды, Красного Знамени, Отечественной войны I степени.
На сайте минобороны «Память народа» нам удалось найти приказы о награждении и наградные листы с конкретным описанием «личного боевого подвига или заслуги». Вот они:
Представление к ордену:
Звание: лейтенант Морозов Николай Григорьевич.
Место службы: зам. командира 1-й понтонной роты 21 отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона (омпмб) ЛенФ
Партийность: канд. ВКП(б)
С какого времени в РККА: 24.10.1940 года
Дата подвига: 08, 17-25.09.1942
Фронтовой приказ №: 2536/н от: 06.12.1942 Издан: ВС Ленинградского фронта / Архив: ЦАМО фонд: 33 опись: 682525 ед. хранения: 76 № записи: 11624906
Изложение личного боевого подвига или заслуги:
В борьбе с немецкими оккупантами показал себя бесстрашным, волевым командиром. Под непосредственным его руководством и личным участием 8 сентября под интенсивным миномётным и артиллерийским огнём было доставлено и подтащено к урезу воды 3 понтона для переправы через реку Нева пушек.
С 17 по 25 сентября 1942 года под непосредственным руководством Морозова взвод сосредоточил у берега переправочные средства под танки на 4 парома под сильным миномётным и артиллерийским огнём со стороны противника. Мужество и бесстрашие волевого командира, неустрашимо он личным своим примером воодушевлял бесстрашных своих бойцов – собрал 2 парома. Под сильным артиллерийским огнём противника замаскировал их и подготовил к последующей задаче – переправы танков, он сумел сохранить своих бойцов и боевую технику.
Морозов, лично находясь у берега, руководил погрузкой средних танков и отправкой их на левый берег реки Невы под сильным огнём артиллерии противника. Как начальник парома, он с расчётом сделал 3 рейса под сильным артиллерийским и миномётным огнём противника (перебросил 3 средних танка) на левый берег реки Невы. Морозов, будучи комиссаром роты, непосредственно руководил эвакуацией переправочных средств из воды в парк Н2П батальона под сильным артиллерийским обстрелом противника. За проявленное мужество, героизм, как вполне волевого командира, в борьбе с немецкими оккупантами,
тов. Морозов достоин правительственной награды, орден «Красная Звезда».
Орденом Отечественной войны I степени ст. лейтенант Морозов был удостоен за то, что при выполнении боевого задания по переправе танков через р. Нарва 25.07.44 г. показал себя мужественным и отважным офицером. Под непрекращающимся огнём противника при личном участии в сборке взвод тов. Морозова на один час раньше срока закончил сборку парома под грузы 60 тонн. Тов. Морозов руководил погрузкой и разгрузкой танков.
Осколками от разорвавшегося вблизи снаряда был ранен боец, который упал в воду, тов. Морозов, рискуя своей жизнью, бросился в воду и спас раненого бойца.
Противник вёл прицельный огонь по парому с танком, тов. Морозов, умело маневрируя, вывел паром из-под огня противника, затем по левому берегу причалил его к пристани, тем самым спас боевую технику.
Тов. Морозов сделал 16 рейсов на левый берег, переправив 13 танков Т-34 и 3 самоходных пушки.
А 9 мая 2017 года, в день Победы, мой двоюродный брат Александр Сапронов прислал ещё один документ, который я прежде пропустила из-за ошибки, вкравшейся в наградной лист, и всё же, при внимательном изучении, стало ясно, что речь идёт именно о нашем Коле, так как и батальон, и командир, и все остальные данные, кроме двух неточностей – о нём!
Из наградного листа:
МОРОЗОВ Николай Григорьевич, воинское звание: ст. лейтенант.
Конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг:
При выполнении боевого задания при наводке паромной переправы через р. Вуокси 9.07.44 г. проявил мужество и героизм.
Под сильным арт. миномётным огнём противника он собрал 30-тонный перевозной паром, который закончил на 1 час раньше срока.
Тов. Морозов первый начал переправу танков Т-34, во время рейса паром начал обстреливаться автоматным и миномётным огнём. Тов. Морозов приказал открыть огонь по автоматчикам, которые были уничтожены и путь для переправы был очищен. Танк был переправлен. Противник открыл ураганный арт. миномётный огонь.
Осколками снаряда пробило понтоны и вода хлынула в паром, тов. Морозов, сняв с себя гимнастёрку и разорвав её, начал затыкать пробоины. Быстро заделав пробоины, он отвёл паром ниже по течению и этим спас его от потопления.
В эту ночь тов. Морозов переправил на левый берег р. Вуокси 16 танков Т-34.
Достоин присвоения звания Героя Советского Союза.

Подписи:
КОМАНДИР
ГВАРДИИ (за печатью не видно) ФОМЕНКО
НАЧАЛЬНИК ШТАБА
КАПИТАН КУДЕЛИН
15 июля 1944 г.

К сожалению, Николаю Морозову был присвоен тогда только орден Красного Знамени.

Жизнь после смерти

А в феврале 1945 года в семью Морозовых всё-таки пришла похоронка, я нашла её копию, заверенную нотариусом:

НКО-СССР
Дзержинский районный
военный комиссариат
10 февраля 1945 г. № 5/1002
Гр. Морозову Григорию Петровичу
Адрес: Чичерина № 33.

ИЗВЕЩЕНИЕ.

Ваш сын стар. лейтенант Морозов Николай Григорьевич в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив героизм и мужество, погиб 29 декабря 1944 г. и похоронен в Венгрии, поселковый пункт Леткеш.
Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии (приказ НКО № 220-1941 г.)

Я пыталась найти по карте место захоронения, и возможно, это Соби-Яраш, восточнее Леткеша – только там показано воинское захоронение, в самом Леткеше нет, сам посёлок Леткеш расположен в 50 км к северо-северо-западу от Будапешта.
Порой сказки заканчиваются свадьбой главных героев, потому что дальше идёт «проза жизни». Возможно, и мне бы тут поставить точку, но… Нет, не могу. Не могу не сказать ещё совсем коротко о том, что бабушке пришлось унизительно выпрашивать – по-другому не назовёшь все её письма и прилагаемые к ним справки – выпрашивать пенсию за погибшего сына, которую перестали платить в 1948 году. Тогда же ей пришлось развестись с мужем, видимо, она понимала, что нахождение отца в тюрьме может серьёзно повлиять на судьбу детей, ведь это был 1948 год.
Видимо, хлопоты шли несколько лет, потому что в документе о назначении пенсии от июля 1950 года было указано, что платить её будут только до совершеннолетия сына Анатолия, т.е. до 11 августа 1951 года (когда ему исполнится 16 лет). Опять пришлось собирать множество справок, чтобы государство приняло во внимание и её преклонный возраст, и что она инвалид, что дочь Нина ещё несовершеннолетняя и учится в школе, как, впрочем, и Анатолий, и что она не имеет подсобного хозяйства и воспитывает детей одна…
Спустя годы её дети получили высшее образование, выросли прекрасно образованными, культурными людьми, преданными Родине. Кстати, тётя Нина, учась в Уральском государственном университете, да и потом, вплоть до реабилитации отца, никогда не рассказывала никому, что он был осуждён в 1948 году и умер в тюрьме.
Вероятно, их всех так приучили тогда молчать, что и о подвиге Николая мы узнали поздно, слава Богу, всё-таки узнали. Теперь знаете и вы, наши читатели. Так что, разбирайте семейные архивы. Пока не поздно...